— Непременно, — заверил он, освобождая свою руку и целуя ее пальчики.
И сразу отошел, успев услышать тихое: «Любишь ли ты меня еще, Гук де ла Фэ?»
Франсуа де Шазерон, одетый, расхаживал по комнате. Гук хотел было сделать ему замечание, но он слишком хорошо знал своего сеньора, тот волен поступать как ему заблагорассудится.
— Я сегодня отменно себя чувствую, у меня хороший аппетит и бодрость во всем теле, — заявил Франсуа.
Действительно, это бросалось в глаза.
— Ведь ты не лекарь и не станешь заставлять меня соблюдать глупые указания шарлатанов. Мне нужен свежий воздух! Хочу проехаться до Воллора.
— Очень уж холодно, даже для лошадей.
— Ничего, оденусь потеплее. И посуровее этой зимы бывали. Я устал, милейший Гук, мои мозги заплесневели от долгого сна. Меня призывают мои опыты, а я заточен в этой комнате, как в тюрьме. Это недостойно моего ранга. Даже твой гарнизон живет в лучших условиях.
— Но вам известны причины…
— Отныне они не действуют. Я был во власти не дьявола, а ловкого вора. Итак, решено: ты будешь сопровождать меня с несколькими солдатами.
— Боюсь, посещение Воллора вас разочарует. Из-за морозов работы там приостановлены. Такой зимы я не помню…
— Хватит, Гук! Меня уже не остановить. Мы сейчас же отправляемся. Я уже распорядился, пока ты нежился подле своей жены.
Гук потупился и покраснел.
— Да не красней ты! В этом замке ко мне стекаются все новости — радостные и печальные. Жена твоя молода, хорошо сложена, и ты правильно делаешь, что ее ублажаешь.
Гуку стало неловко. За видимым добродушием Франсуа угадывалась горькая ирония. С Антуанеттой он был очень осторожен, и тем не менее Альбери обо всем догадалась. Неужели и Франсуа тоже?
Обняв Гука рукой за плечи, Франсуа проводил его до двери.
— Я тоже изголодался по молодкам, а в Воллоре есть одна малышка, весьма аппетитная. Уж и наемся же я, как только утрясем кое-какие неприятные дела. Готовь своих людей, Гук. Мы отправляемся.
Тон его был сухой и властный. Призвав себя к спокойствию, Гук с улыбкой удалился.
В этот раз он решительно, но с колотящимся сердцем вошел в комнату жены. Та еще мирно спала. Никогда не видел он ее такой безмятежной, такой женственной. Однако пришлось ее разбудить.
— Гук… — вздохнула она и неожиданно обняла его за шею.
Он высвободился из объятия и целомудренно поцеловал ее в лоб. У него было мало времени.
— Я люблю тебя всей душой, Альбери, и эта ночь была для меня самой прекрасной в моей жизни, но я очень боюсь. Дело в том, что мне придется сопровождать Франсуа в Воллор, а инстинкт мне подсказывает, что он знает о моей… связи с Антуанеттой.
Альбери побледнела, руки ее нервно мяли простыню на груди.
— Может быть, мне не суждено вернуться из Воллора, — продолжил он. — Я не сдамся без боя, если он захочет меня наказать. Боюсь только за тебя. Если я не вернусь, беги. И всегда помни о моей любви.
— Ослушайся его, Гук. Убежим вместе, сейчас же, — взмолилась она со слезами на глазах. — Я не могу представить себе ничего худшего, если потеряю тебя, особенно после этой ночи. Прошу тебя…
— Нет, слишком долго ждал я такого момента, думал, что он никогда не настанет. Я сильнее Франсуа и уверен в своих солдатах. Жди меня… Береги себя, любимая.
Он страстно поцеловал ее. Губы ее были солоноваты от слез, как и ночью, когда она отдавалась ему, но только в этот раз привкус соли вызвал в нем боль. Он оторвался от нее. Чтобы не слышать ее рыданий, схватил свой теплый плащ и быстро вышел.
Немного спустя он уже выезжал из крепости вместе с четырьмя солдатами и Франсуа де Шазероном.
13
В тот день, 20 ноября 1515 года, Франсуа запер за собой дверь своего алхимического логовища, и Гук почувствовал, что попал в ловушку. Он не посмел ослушаться хозяина и вслед за ним вошел в запретную комнату. На правой стене еще были видны следы взрыва, но лабораторная печь осталась неповрежденной.
— Ты никогда не спрашивал себя, что я тут ищу, Гук? — начал Франсуа, засовывая в карман ключ.
В пути Гук был молчалив, потому что, во-первых, сильный мороз не давал раскрыть рта, поэтому все ехали с опущенными капюшонами и обмотанными шарфами лицами, а во-вторых, вынужденное молчание давало ему возможность внутренне подготовиться к предполагаемому столкновению. Будучи солдатом, он умел драться, знал способы защиты. Но сейчас Франсуа был оживлен и разговорчив.
— Полагаю, знаменитый философский камень, — без обиняков ответил он.
— Конечно, разумеется… но есть еще кое-что…