- Что ж вы её у себя под боком терпите? – удивился клиент.
- Кто кого терпит ещё, - вздохнул корчмарь, - сила ей дана великая. Да и не забыли ещё мы черную зиму…
-Хочешь сказать, что это какая-то паршивая ведьма наслала чуму на три княжества? – гневно воскликнул клиент.
- Да нет, - остудил его пыл корчмарь, тут другое…
Мёртвых не хоронили… Лютые морозы превратили землю в камень, который даже ломом не то, что разбить, оцарапать не удавалось, да и покойников в Осинниках этой зимой было много, слишком много – всех и не зароешь. В лесной деревеньке пировала чума… Мертвых сваливали в кучу за частоколом засыпали смолистым лапником, поджигали, а потом, редкие прохожие, крестясь, бочком обходили кучи пепла, из которых насмешливо скалились обгорелые черепа. Вороны, огромные черные, нахально бродили по деревне, многозначительно поглядывая на понурых селян. Однажды ночью старостина жена робко заикнулась, что, мол, надо бы за ведьмой сходить, авось, не откажет, на сей раз. Словно в ответ на её слова из леса раздался вой волкодлака – нежить чуяла поживу не хуже ворон. Теперь человеческие жизни уносила не только чума...
Они въехали в гибнущую деревню одновременно с разных сторон, уминая подковами нападавший за ночь снег, дружинники князя Брыки и ведьма. Они столкнулись в центре деревни, посреди единственной улочки – десяток крепких воинов, прикрывающих лица рукавицами и одинокая женщина на серой кобыле, накинувшая на голову по случаю морозов отороченный волчьим мехом капюшон, скрывающий большую часть лица. Вперед выехал рыжебородый десятник:
-Проваливай отсюда, шваль,- рявкнул он на ведьму, дружина одобрительно заворчала, как песья свора. К ним присоединились уцелевшие селяне, тоже смотревшие на ведьму крайне недружелюбно, поговаривали, что лютующий по ночам волкодлак её любовник, то-то она его и не трогает, а он её. На дружинников напротив смотрели с надеждой, вдруг лекарство привезли, хоть от одной напасти избавят, а там, глядишь, и оборотня истребят.
- Уезжайте, - глухо ответила ведьма из-под капюшона, - передайте своему князю, что чума до Осинников не добралась. Эту деревню спалить я не позволю…
-А чегой-то ты бесья дочь раскомандовалася, - встрял осмелевший при дружинниках староста, - проваливай отседа, покуда цела.
Ведьма насмешливо искривила губы:
-Староста, у тебя, по-моему, в Озёрках, что в двух днях пути отсюда сестра с мужем жила? Так вот, чума их пощадила, а эти бравые молодцы со смолой в бочонках нет. Они уже побывали в Озёрках, Саввином логе, Камышках, оставив после себя лишь пепелище. Вы ко мне неплохо относились, пока я здесь жила, поэтому, я хотела помочь, я свернула сюда с дороги, наплевав на срочные дела, времени у меня, сам понимаешь, староста, маловато, так что навязывать свою помощь я вам не буду, прощай. Ведьма развернула кобылу и, не спеша, поехала прочь. Десятник, довольно ухмыляясь, махнул правой рукой, и его воины взяли растерянных селян в кольцо:
- Много вас здесь?- хмуро спросил десятник. Вместо ответа староста неожиданно ловко проскочил под ногами у ближайшего коня и что, было духу, припустил вслед за ведьмой, крича во весь голос:
-Госпожа, смилостивься, не дай пропасть детям малым, вернись!!!
Ведьма придержала кобылу и мужик, вдруг замолчав, свалился прямо ей под копыта, между лопаток у старосты торчала стрела с рябым опереньем. Завизжали бабы, заметались, в тщетной попытке вырваться из круга, десятник прицелился, и вторая стрела просвистала у виска ведьмы, едва не задев. Она, все ещё не оборачиваясь, повела рукой и в глаз десятника вонзилась ледяная стрела. Тот взвыл и свалился с лошади, из-под закрывающей глаз ладони бежала кровь. Дружинники, позабыв про селян (потом всё равно переловят), развернулись к ведьме, та тоже поворотила кобылу.
- Ну, чего рты раззявили, - прошипел с земли десятник,- это всего лишь баба, убейте её.