Боги творили этот мир одним из первых, несовершенный, он тем не менее стал украшением бесконечной их вереницы. Жителям это было невдомёк, поэтому они наивно обозвали ошибки творцов «чудесами» или «природными аномалиями». Об одной из таких Ворон рассказал Вартеку, пока они блуждали по извилистому лабиринту. Маги не должны были появится в этом мире, но с приходом Повелителей Тени пробудились древние силы, зашевелились драконы в далёких горах, чистая магия пробивалась из земных недр, словно родниковая вода и лилась с небес, подобно дождю. Именно от единства магии мира и междумирья родилась сила основ, сила, которой некоторые люди могли управлять. И если источник магии в сердце мира был постоянен, то небесный был капризен, точно вздорная девица. На возможности большей части магов ощутимо влияло положение звёзд и близких миров. Кроме того, маги огня зависели от солнца, а маги ночи от луны. Последние были ещё большей редкостью, чем универсалы, которым даже звездопад был не страшен, не говоря уже о затмениях, когда дар стихийных магов отказывал начисто. Однако бывали и такие ночи, когда небесный источник щедро делился силой с умелыми мастерами. Для этого нужно было не так много, каменная чаша из серого или алого гранита с дном из горного хрусталя, чистая небесная магия в изобилии скапливалась между дном и ножкой чаши, притягивая к себе магию из глубин мира. Чем больше чаша, тем больше возможностей открывалось перед «поймавшим звёзды» волшебником. Карранты скромно отгрохали «чашу» размерами не уступавшую замку крупного феодала. От бурлящей внизу энергии захватывало дух.
Коридор незаметно вёл под уклон, эхо шагов гулко отдавалось под высокими сводами. Дар, которого на мгновение не оставляло чувство пристального взгляда в спину, в который раз обернулся назад и подумал, что существо изображавшее Трыша допустило одну существенную ошибку. Маг мог поверить, что нечистику удалось найти Цитадель, без труда проникнуть в неё и каким-то чудом избавиться от запаха, способного выдать его Повелителям, но в то, что его братец сможет держать пасть на замке, поверить невозможно. Между тем кот, задрав хвост с белой кисточкой уверенно вёл их вперёд. Оборотень нервно и довольно забавно дёргал ушами, ожидая подвоха откуда угодно.
Лжетрыш ехидно, совсем как настоящий поглядывал на мрачных сосредоточенных мужчин, то и дело хватавшихся за рукояти мечей.
- Ты слышал? – низкий рокочущий гул прокатился по коридору.
- Слышал, - прикусил губу Ворон, - и даже почувствовал, они начали обряд. - Зверь сохранит мир лишь ценой жизни, - прошептал Дар. Воздух перед ним задрожал и сгустился, обрисовывая контуры портала. – Времени нет, Вартек, беги по коридору, а я пойду сразу туда .
- Э, нет пого… - но время разговоров уже кончилось, прежде, чем Вожак успел что-то сказать, его словно кувалдой в грудь шарахнули. Не ожидавший такой подлости оборотень отлетел назад, ощутимо приложившись спиной к неровной стене. Маг задержался на мгновение, словно хотел удостовериться, что его союзник сильно не пострадал, и шагнул в раскрывшийся в считанные мгновения портал, навстречу неизвестности. Тварь, выдававшая себя за Трыша, тенью шмыгнула за ним. Вартеку показалось, что она будто бы расстроилась, но, возможно, его глаза обманывали его. Не мудрено, так головой о камни приложиться.
Искар воздел руки к потолку, выкрикнул слова на неведомом принцессе языке, и плиты горного хрусталя потекли, словно восковые, начали плавиться, с потолка на алтарь хлынул огненный дождь. Повелители, не переносившие ни света, ни огня, отползли к самым стенам, шурша суставчатыми лапами. Тяжёлые золотые капли падали вниз, там, где они касались камня, они прожигали глубокие дыры, но ни одна из них не долетела до ведьмы. Цепи, державшие пленницу раскалились докрасна, в подземелье запахло горелым мясом, но она даже не заметила этого. Широко раскрытыми глазами она смотрела в бушующий над ней огненный шторм и не видела его.
Тучи плыли так низко, что порой цеплялись за ветви вековых дубов, словно причудливые стяги. Воды Синь-озера в сумраке ненастья казались почти чёрными, в холмах выли волки, им подпевал осенний ветер, мечущийся над лесом. Плакали чёрные чайки. Неждана никогда не любила шумных, крикливых птиц, прилетавших сюда по осени. Говорят, мореходы, считают их предвестницами беды, ну что ж, похоже, так и есть. Непонятная тоска рвала на части душу, что делать, если волчий вой стал понятней и ближе всеобщей речи. Всё казалось ненужным, ненастоящим. Запахи слабыми, звуки приглушёнными, краски блёклыми, пища пресной.
Сорошь не говорила, но девочка и сама знала, что в последние дни она сама не походила на себя. Стала злой, раздражительной, пугалась каждого шороха. В мышцах пульсировала тупая боль, как после первых тренировок, когда Сорошь решила обучить её сражаться человеческим оружием.