Черт возьми. Девчушка была странной и без того, чтобы носить одно и то же платье каждый день.
– Оливия, что я тебе сказала?
Она вскочила из-за стола и положила свою тарелку в раковину, повернувшись ко мне с озорной улыбкой.
– Но мне уже поздно переодеваться.
Я ошарашено смотрела на нее.
– Ну ты и негодница.
Она неуверенно подошла ко мне. Медленно, девчушка потянулась и обернула свои пальчики вокруг моих, покрытых перчатками. Когда я кивнула, ее хватка усилилась, и все в ее мире встало на свои места.
Два года прошло с того момента как я могла прикоснуться к Оливии без каких-либо препятствий между ее и моей кожей. Все это дерьмо с супер-особенным-прикосновением-смерти на самом деле отстой. Я не могу поцеловать колено Оливии, чтобы облегчить боль, когда она падает, или обнять, когда она плачет, и успокоить. Даже ощущение близости с человеком меркнет.
Оливия же считала, что наделена какой-то сверхчеловеческой силой, поэтому я позволила ей вывести себя из дома туда, где был припаркован мой Джип. Блеклая черная краска придавала ему весьма потертый вид, нужно было поменять шины и тормоза. Но все же это был мой малыш. Я могла погладить его по ровной передней дверце и касаться руками мягкой отделки, сколько душе угодно. Мое сердце ликовало от мысли, что машина не упадет и не умрет от моего отравляющего прикосновения.
Всю дорогу до школы Оливия сходила с ума по новой игрушке, которую где-то увидела. У меня все силы ушли на то, чтобы не начать биться головой о руль. Прежде чем выпрыгнуть из машины около своей начальной школы, она наклонилась ко мне поближе для обязательного воздушного поцелуя. Настолько близко, что не оставалось сомнений, – мы настоящие сестры с одинаковыми рыжеватыми кудрями и веснушками.
– Будь любезна с детишками сегодня, – напомнила я ей, – и, ради бога, не касайся ничего мертвого.
Оливия по-взрослому посмотрела на меня и направилась по дорожке в окружении розового цвета и блесток. Я постояла на месте пару минут, глядя, как она исчезает среди других низкорослых ребятишек. Папа говорил, что у Оливии взрослая душа, идо недавних пор я не понимала, что это значит.
Я посмотрела на часы на приборной панели: осталось пять минут, чтобы успеть на классный час и не получить очередное замечание за опоздание. Коллекционирование розовых листков с замечаниями, исписанных красной ручкой, стало моим хобби, однажды я смогу сделать симпатичный коллаж из них и повесить на холодильник для Оливии. Она обожает розовые вещи.
Спустя десять минут, я проскользнула на свое место с очередным замечанием и недовольным выражением лица.
– Ты опять? – прошептал темноволосый парень, сидящий рядом со мной.
Я послала ему надменный взгляд, который был встречен широкой усмешкой.
– А на что это похоже, Адам? – он пожал плечами, продолжая усмехаться.
– Может, больше не стоит просыпать?
Адам Льюис был единственным человеком в школе Аллентауна, который не перестал общаться со мной после аварии. Любовь с самой песочницы – вот, что было между нами, но все же я не могла ему рассказать, что опоздала, потому что моя младшая сестренка откопала своего мертвого хомяка и вернула его к жизни. Я вроде как хотела, чтобы он оставался моим другом.
Адам озадаченно на меня посмотрел. В особом ботаническом смысле он был милым, но между нами не было ничего, кроме дружбы. И не могло быть. Никогда.
Преподавательница нахмурилась, ее губы сжались в тонкую линию. Миссис Бентон практиковала на классном часу политику «без разговоров», что только заставляло учеников еще больше ненавидеть ее. Вернувшись к своему блокноту, я начала набросок, ожидая звонка об окончании первой пары. Мои мысли были прикованы к поступку Оливии, пока на бумаге появлялся старый дуб, выросший за окном классной комнаты.
Но моя версия дерева не имела ничего общего с тем, что было на самом деле. Может, это было из-за того, что я добавила плотные облака на заднем плане и повернула каждую ветку вниз. Концы стали неровными, вместо того чтобы запечатлеть ранние солнечные лучи, подсвечивающие красные с золотом листья.
Мой рисунок выкачивал жизнь. Как и я сама.
Я понятия не имела, как Оливия оживляет мертвых. Единственное, что я могла знать, – она могла родиться такой, но потребовался беспечный водитель и искореженный метал, чтобы раскрыть уникальный талант два года назад.
Я умерла в машине, как и папа.
Эти люди, проповедующие Нью Эйдж[1], безбожно врали. Не было никакого яркого света в конце темного тоннеля. Никаких ангелов, ожидающих, чтобы проводить меня, ни мертвых членов семьи, стоящих в тени. Не было ничего, абсолютно ничего… До тех пор, пока я не ощутила, как что-то меня тянет назад в тело. Не было больно, но я чувствовала странную пустоту, словно часть меня осталась в черной бездне. Возможно, я оставила свою душу где-то на той стороне.
Когда я распахнула глаза, первым, кого увидела, стал отец. Это было ужасное зрелище: он был мертв, и Оливия не могла дотянуться до него. На парамедиков и врачей прикосновение ко мне никак не повлияло. Помню, я тогда подумала, что смерть приснилась.
По приезде домой, я ощущала себя совершенно измученной, все вокруг было нереальным, и я поняла, что это мне не приснилось. Суши стал моей первой жертвой. С приплюснутым носом и одним глазом, кот был самым уродливым существом, которое я только видела, но я любила его. Я взяла его на руки, и он умер спустя шестьдесят секунд. После нескольких умерших домашних растений я поняла, что со мной что-то не так. Совсем не так.
И я перестала касаться живых существ. Раз и навсегда.
Довольно странно, что способность Оливии воскрешать мертвых имела довольно странные последствия в зависимости от того, на ком она их применяла. У животных глаза становились похожи на мои, но у них не было подобного смертельного прикосновения.
Я не была уверена, что эффект будет таким же у другого человека, и, на самом деле, не хотела проверять.
Резкий звук первого звонка вырвал меня из моих размышлений. Я собрала вещи и пошла вслед за Адамом в заполненный людьми коридор.
– Итак, почему ты опоздала сегодня утром? – спросил он.
Я пожала плечами.
– Проспала. Такое бывает.
Он одарил меня взглядом, полным сомнения, и я почувствовала себя ужасно от того, что мне приходится обманывать его. Мой взгляд переместился с лица на футболку. На ней было написано: «Я ВЕРЮ В ТРОФЕЙНЫХ ЖЕН» (имеется в виду песня группы Suburban Legends).
Я сменила тему разговора.
– Как думаешь, на истории у нас будет тест?
Он кивнул, глаза казались ярко-голубыми за стеклами очков.
– Ага, ты готовилась?
Я выбралась из толпы студентов, улыбаясь Адаму.
– Что ты там говорил?
Адам закатил глаза.
– Ты готовилась?
– О, Оливия была очень беспокойна прошлой…
– Уродка, – сказал Дастин Смит, капитан школьной футбольной команды и редкостный придурок.
– Ты встречался с ней, – перебил его другой парень, – она твоя уродка, Дастин.
Часть про «встречался с ней» была горькой правдой. Я была популярной в пятнадцать лет, и у нас была интрижка. Тогда я еще могла касаться людей. Дастин и я целовались… Много. А потом я превратилась в черную вдову. Так что шансы на то, что я умру девственницей, подскочили до небес.
Уродка и девственница – ничего лучше и не придумаешь.
– Чувак, я пытаюсь забыть эту часть моей жизни, – сказал Дастин, – ты можешь не напоминать?
Мои пальцы сжались вокруг ремня сумки, и я уставилась на грязный пол. «Просто смотри на пол, – подумала я. – Все будет только хуже, если я посмотрю наверх». Но я никогда не прислушивалась к здравомыслящему голосу в голове. Не в силах сдержаться, я подняла голову и посмотрела на Дастина.
Он отпрянул, выставив перед собой руки, словно хотел отогнать меня.
– Господи! Не смотри на меня своими мертвецкими глазами, уродка!
1
Нью Эйдж (англ. New Age, буквально «новая эра»), религии «нового века» — общее название совокупности различных мистических течений и движений, в основном оккультного, эзотерического и синкретического характера.