Выбрать главу

— Мы? Разве я звал тебя с собой?

Радуясь, что разговор происходит наедине, Аннабелла попыталась свести все к шутке:

— Я твой хвостик, куда ты, туда и хвост.

— Обрубить бы тебя! — фыркнул муж. И снова Аннабелла попыталась шутить, хотя и сквозь слезы:

— Еще успеешь. Так когда мы едем?

— Я поеду один! У Августы маленький домик, не то что ваши дурные огромные сараи. Там тесно.

— Но ведь ты будешь где-то спать, значит, я с тобой.

— Тебе хорошо известно, что я терпеть не могу спать с тобой в одной постели! Ты нарочно стараешься вывести меня из себя?

Но на сей раз Аннабелла решила не отступать:

— Я найду место для сна, не тревожа тебя.

— Ты поедешь сразу в Лондон и будешь ждать меня там!

Представив, каково будет в Лондоне объяснять тетушке и кузинам, где ее муж и почему она приехала одна, Аннабелла проявила характер:

— Нет, я поеду с тобой либо ты со мной в Лондон!

Она ожидала взрыв ярости, истерический припадок, все что угодно, но Байрон спокойно и зло усмехнулся:

— Смотри, как бы не пожалеть…

Она действительно пожалела. Домик Августы и впрямь маленький, но не это стало камнем преткновения, а поведение мужа. Байрон принялся просто изводить обеих женщин.

Но первой на себе испытала его открытую ненависть все же Аннабелла. С первого взгляда она поняла, что брат и сестра соскучились друг по дружке и предпочитают быть наедине. Это было просто неприятно, едва уложив детей, ее отправляли спать следом. Когда Аннабелла попыталась возражать, Байрон заявил, что они с Августой и без нее знают, как развлекать друг дружку, а потом прекрасно обойдутся без посторонних.

— Я не посторонняя, я твоя супруга!

— К несчастью…

Услышав такие слова впервые, Аннабелла и впрямь помчалась в отведенную им спальню, чтобы не разреветься. Она долго стояла у открытого окна и глубоко дышала, чтобы сдержать рвущиеся изнутри рыдания. Однако это были цветочки.

Байрон пришел в спальню поздно и принялся метаться по комнате в полубезумном состоянии, крича, что ненавидит жену, что та ему больше не нужна, поскольку он вернул себе Августу!

— Я предупреждал тебя, чтобы не ехала! Предупреждал?! Какой черт заставил тебя тащиться вместе со мной?! Ты мешаешь мне любить свою сестру, мешаешь нам быть вместе!

Позже Аннабелла задумывалась: почему сразу не прислушалась к этим безумным крикам? Но именно потому, что они были безумны, предположение казалось столь ненормальным, что Аннабелла даже не восприняла его как реальность. Сестра и брат… Нет, этого не могло быть, просто ей показалось.

А Байрон словно нарочно старался доказать жене, что так и есть, он постоянно подчеркивал похожесть младшей дочери Августы Медоры-Элизабет на него самого:

— Это мой ребенок!

И снова Аннабелла закрывала глаза на очевидное. Она вела себя как маленький ребенок, который, испугавшись или не желая видеть страшное, прячет лицо в ладошки, словно те могут защитить или помочь.

Видя, что Аннабеллу ничем не пробрать, что она просто отказывается верить в то, что видит, Байрон принялся рассказывать о своих любовных похождениях, заставляя Августу приносить письма, написанные им в эти два года, и читал их вслух с комментариями.

— Ты думала, что я подыхаю от любви к тебе, глупая курица?

— Я ничего не думала, я знала, что у тебя роман с моей кузиной, и не считала возможным вмешиваться.

— Ты не могла и не можешь ни во что вмешиваться! Ты никто! Я ненавижу тебя!

Вспоминая эти страшные дни, Аннабелла размышляла, как она могла терпеть такое издевательство, почему не уехала тотчас, не вернулась домой, ведь родители, несомненно, приняли бы ее даже с ребенком. Не хватило духа, Байрон довлел над обеими женщинами так, что те становились послушными рабынями, стоило только потребовать или просто повысить голос. Он рассказывал Аннабелле, какие панталоны носит Августа, и спрашивал, понимает ли она, откуда это известно? Заявлял, что поцелуи Августы куда слаще поцелуев Аннабеллы, что сестра куда горячей жены… А Аннабелла терпела…

Просто она уже была беременна и вовсе не желала рожать ребенка без мужа. Разводиться, едва прошел медовый месяц, — это уже совсем нелепо. Да и что она предъявит Байрону? Обвинит в… сожительстве с сестрой? Это казалось столь нелепым, что Аннабелла даже посмеялась над собой. Она станет посмешищем для всего света.

Но ко всему прочему у Аннабеллы добавлялась дурацкая уверенность, что ее предназначение — помочь Байрону пересилить свой дурной нрав и измениться. Она забыла о первых словах супруга после венчания. В достаточной степени Аннабелла была мазохисткой, готовой переносить страдания даже непонятно ради чего.