— Теперь у нас с отцом большое хозяйство. Тысячи овец и коней, — завершил своё повествование Бабуш. — На Каспии у нас три больших баркаса. Ходим торговать до самой Персии. Слыхали про такую страну?
— Никогда, — признался Тимошка. — Далеко это?
— На самом полдне моря. Богатая страна. Выгодно торговать с нею. Ты много по огромным рекам плавал. Можно определить тебя рулевым на такую лодку.
— Надо бы освоиться, господин. Язык освоить, а то как без него? А с верой как у вас? Надо менять или как?
— У нас на такое мало обращают внимания. Можешь остаться при своей. Отец не захотел так по причине его невесты. Та потребовала перейти в нашу веру. Ну а я пошёл в мать. Меня никто не спрашивал, и теперь мы всё буддисты. Ты, наверное, и не слыхал про такую веру?
— Не слыхал, — признался Тимошка.
— А она самая древняя из великих. Исламу, например, и тысячи лет нет. Вашей полторы тыщи. А наша имеет уже две с лишним тыщи лет! Так-то! — с гордостью закончил Бабуш. Лишь вспомнив, добавил: — Отец будет доволен с вами поговорить. А то давно он не встречал русского в наших краях. То редко случалось.
И всё же работы стало не меньше, зато кормить начали значительно лучше. И со слов Насти Тимофей надеялся на улучшение его с дочкой положения.
Не прошло и десяти дней, как Тимофея посадили на конька, и теперь он стал гонять вдоль каравана, высматривая неполадки с поклажей. А то было важно.
Наконец жара спала. Началась осень. А степь чуточку преобразилась. Пошли даже перелески, и настроение Тимошки резко пошло в гору. Работа не так изнуряла, а Бабуш почти не встречался с ним для разговора. Тому казалось, что он всё сказал.
Вскоре вышли к речке Яик, и в одном из больших селений Агаджи ушёл в сторону.
Караван стал меньше и продолжил движение уже на больших лодках. Их наняли хозяева, в том числе и Бабуш. Теперь стало ещё легче. Правда, хороших рулевых оказалось мало, а под товары Бабуша погрузили четыре лодки. И Бабуш поставил Тимоху на рулевое весло. Речка была неширокой, идти стало трудновато. Того и гляди сядешь на мель. Правда, на передней лодке находился самый опытный рулевой и остальные следовали точно в его фарватере.
Общались отец с дочкой постоянно. Отец заметил, что дочь поправилась и уже не выглядела замухрышкой. К тому же вода в реке пресная и она с удовольствием и часто купалась. Все удивлялись смелости и настырности девки. Осень, вода холодная, скоро ледостав начнётся, а она продолжает каждый день купаться. Да ещё и плавает у лодок, что сильно беспокоило отца. Потом сушила одежду. Теперь она носила шальвары под платьем, которое пришлось ей приобрести в долг у Бабуша.
Наконец лёд на реке уже не позволил идти дальше. Пришлось стоять неделю, пока не появились десятки верблюдов и лошадей. Опять перегрузка и караван вновь тронулся на полдень уже по снегу. А морозы всё крепчали, и теперь Тимошке с Настей казалось, что они опять среди заснеженных просторов севера. Только лесов в этих землях почти не было. Лишь по оврагам, лощинам, буеракам тянулись редкие рощи, присыпанные снегом. Его тут было мало.
В начале февраля караван достиг конечного пути. Большое селение в устье Яика представляло скопление кибиток и полуземлянок, и определить какой-то порядок оказалось невозможным делом.
Часть каравана Бабуша остановилась на окраине села. Там был большой загон. Туда загнали верблюдов, предварительно освободив их от грузов. Всё сложили в приземистые сараи, крытые соломой и камышом.
— Помойтесь немного и заходите в нашу кибитку, — приглашал Бабуш своих рабов. — Познакомлю вас с отцом. Ему будет интересно поговорить с вами, — Бабуш говорил слегка свысока. Тимофей нисколько не обижался. Уже привык за год с лишним путешествия по бескрайним землям Азии. Зато тоже хотелось взглянуть на настоящего русского. И они с Настей принялись в полуземлянке приводить себя в порядок.
Слуга из мальчишек, смуглый и молчаливый, принёс два стёганых халата на вате, шапки без меха, тоже на вате, и сапоги, далеко не новые, с войлочными носками внутри. Это было кстати при сильных морозах, что сильно напоминало Мангазею. Этот город и Тимошка частенько проклинал, вспоминая Айсе. Ничего хорошего тот город ему не принёс. Лишь видимость относительного богатства. И куда оно делось? Всё пропало, растворилось в мареве пустынной степи и вихрях снежных метелей.
Близился вечер и слуга зашёл к рабам и, не кланяясь, сказал неторопливо: