Вот тогда у него глаза стали нормальные. В смысле, выражение нормальное — ужас. А я поймала себя на мысли, что предыдущий взгляд мне больше понравился.
— Ты кто? — спрашиваю. — Почему ты тут сидишь?
А он на меня смотрит, рот открывает, хрипит чего-то… А потом как глаза закатит, как хлопнется в обморок (на самом деле вовсе не от страха. Я потом узнала — не кормили его ничерта, слуги-садисты, лишний кусок жалели. Так что голод, а тут ещё я… Бедняга).
С обмороком я знала, что делать. При мне камеристки в обморок хлопались поголовно. Как новенькая — так и обморок. У меня в комнате для этого нюхательная соль имелась. Волшебная вещь — под нос р-р-раз. Визжат, правда, потом долго. Думают, может, вместо меня рыцарь какой появится, их спасёт… Щас.
Но с собой я соль не носила, так что для начала надо было мальчишку к ней доставить. Шучу. Просто он лежал весь такой бедненький воробышек — бледный, щёки ввалились, под глазами круги. И вроде как не дышит.
Где у нас запасные ключи от подземелий, я, естественно, знала. Я этот Утёс вдоль и поперёк знала, лучше всех слуг и монахов. Так что дверь легко открыла, мальчишку выволокла. Тяжёлый он был — ух! Кое-как мы с ним по лестницам поднялись, да в тайный ход шмыгнули. Потом в коридор до моих комнат — и ура. Руки у меня к тому времени занемели совсем, так что ура троекратное.
Мальчишка слабо дышал, лёжа у меня на кровати. Я вызвонила служанку, приказала подать ужин. Нашла нюхательную соль и, когда он только глаза открыл, сунула ему поднос с едой.
— Кушать будешь?
Путь к сердцу мужчины лежит через желудок — совершенно точно.
Надо отдать ему должное, на еду мальчишка сразу не кинулся. Нет, сначала он старательно побуравил меня взглядом и попытался слиться со стеной. Зрелище получилось то ещё: бледный, худющий подросток прижался к стене, чуть не свернув балдахин — бледное пятно, щёки горят, волосы патлами. Глаза опять же огромные, да ещё и, как у нетопыря, горят — в них огоньки свечей отлично отражались.
Я захихикала, поднос задрожал, кубок с отваром чуть не опрокинулся.
— У-у-уйди, ведьма! — провыло бледное чудо с горящими глазами. — Уйди!
— Из своей комнаты? — выдавила я сквозь смех. — Щас!
Похоже, до мальчишки только сейчас дошло, что он больше не в подземелье. И это его почему-то не обрадовало.
— Ты меня убьёшь? — выдержав долгую паузу, пролепетал он.
Я уже тогда заметила, что большинство людей избытком логики не страдает.
— Ага, — скорчив рожицу, кивнула я. — Конечно. Сначала я тебя откормлю, предложу в баньке попариться, а потом обязательно съем, — вообще-то это была строчка из одной сказки, которую я периодически слушала от камеристок, когда была в особенно плохом настроении. И курицы хоть как-то пытались мне угодить. Что-то там ещё было про девочку с красным капюшоном и волка… или спящую царевну… или туфельку? Честно говоря, у камеристок всё это периодически переплеталась от страха, так что, кажется, сказки тоже не страдали избытком логики.
Самое смешное: мальчишка поверил. Он был старше меня года на три — кошмар как много, как мне тогда показалось. А боялся до колик.
Забавно.
Ещё сильнее побледнев — хотя куда уж сильнее? — он перевёл взгляд на поднос… на меня… снова на поднос. И подстреленным зайцем метнулся к двери. Забарабанил (причём даже не попробовал открыть, а ведь не заперто).
— Помогите!! Выпустите меня! На помощь!!
Откуда только силы взялись?
Я бросилась к нему.
— Тише! Сейчас же отец Константин явится. Да заткнись же ты!
Щас, заткнись! Мальчишка заорал ещё сильнее, а когда я попыталась зажать ему рот ладонью, отпрыгнул к сундукам, оттуда к окну, попытался залезть на комод…
Когда отец Константин пришёл, мы наяривали, кажется, пятый круг по комнате. И я почти уверена, что этот маленький бесёнок получал от процесса удовольствие. Орал он с таким вдохновением, что удивительно, почему я не оглохла.
Но монах всё равно всех перекричал:
— Ваше Высочество!!
Мы оба замерли — я у сундука, этот паршивец, соответственно, на крышке.
— Что здесь происходит? — менторским тоном пророкотал отец Константин.
Я только рот открыла, а мальчишка уже птицей сиганул к монаху, крича:
— Спасите, святой отец, она меня убить хочет!