Они весьма бесцеремонно дали нам понять, что их встревожило сообщение о выстреле из пистолета, и теперь мы должны вместе с ними пройти к судье Фарнаби. Понятно, что мы, запинаясь, заявили о наших невиновности и неведении. Но не менее понятно, что нам придется отвечать на вопросы. Джеку, Абелю и мне не оставили выбора — мы должны были спокойно идти в Пирожно-пудренный суд. Мы вышли из палатки, оставив тело лежать на земле. Констебли не то, чтобы арестовали нас — и все же, попытайся мы убежать, это не только подтвердило бы нашу вину, но в придачу нас бы доставили к судье при помощи длинных дубинок.
Единственным утешением во всем этом могло считаться то, что временный суд располагался в части ярмарки, бывшей когда-то монастырем святого Варфоломея — разумеется, палатка или киоск были бы недостойны суда — в старых монастырских строениях. Как я уже упоминал, это место было сравнительно спокойным, поэтому мы привлекли внимание не очень большого числа зевак. Мы пытались принять невинный вид, словно просто вышли прогуляться с этими гигантами. Но невинный вид старается принять любой виновный человек, правда?
Земля и строения ярмарки Варфоломея принадлежали семейству Ричей, и однажды один из них решил отремонтировать часть монастыря — не из благочестивых побуждений, а чтобы пополнить свои денежные сундуки, сдавая здания в аренду. Итак, нас втолкнули в комнату, бывшую когда-то монашеской кельей, а теперь превратившуюся в камеру для содержания преступников, пойманных на ярмарке.
Нас бегло обыскали и ничего интересного не нашли. Стопку бумаги, которую я вытащил из-под трупа Хетча и засунул под рубашку — грязные страницы шекспировского «Домициана» — пролистали. Сомневаюсь, чтобы эти констебли умели читать, а если б и умели — что они могли обнаружить? Кучу бумаги, которую даже создатель рукописи считал никудышной и намеревался уничтожить.
В голове мелькнула мысль, не попытаться ли подкупить наших тюремщиков деньгами, которые дал мне Шекспир. Они и в самом деле с большой неохотой отдали мне монеты, выуженные из моего кошелька, но сам факт, что они их вернули, доказывал, что это люди принципиальные. Либо так, либо они больше боялись судью Фарнаби, чем стремились получить взятку и отпустить нас. Закончив обыск, они заперли нас на ключ. Больше в камере никого не было. Зарешеченное окно пропускало лишь жалкие полоски пыльного света да отдаленный шум ярмарки.
Джек Уилсон и Абель Глэйз смотрели на меня. Они не сказали ни слова. Во всем виноват я, верно? Во что я их втянул? И тем не менее, мы были невиновны. Вот за это и нужно держаться, полагаясь на английское правосудие и справедливость. Нескольких слов с судьей Фарнаби должно хватить, чтобы прояснить путаницу. Во всяком случае, так мне казалось.
— Ник, — нарушил молчание Абель. — Ты нам все рассказал?
— Да. Нет. Не совсем, — ответил я.
— Может быть, лучше рассказать нам все? — предложил Джек. — До того, как мы отправимся на небеса на веревке?
Замечание Джека о виселице прозвучало довольно небрежно, но у меня по спине пробежал холод, несмотря на духоту камеры.
Я сказал:
— Да рассказывать почти не о чем. Просто Хетч владел не только грязными страницами Шекспира.
И объяснил им, как книготорговец по ошибке принял меня за человека, пришедшего за реликвией, как он показал ее мне и как — когда стало понятно, что я ничего об этом не знаю — поспешно спрятал ее назад в сундук, наказав мне молчать. Откровение о реликвии ошеломило их, но я сразу увидел, что они мне поверили. Подобную историю я бы не сочинил.
— Так вот почему ты заглядывал в сундук? — понял Абель. — Частица Истинного Креста! Да разве это возможно?
— Настоящая она или подделка, но реликвия исчезла.
— Ее забрал тот, кто убил Хетча? — спросил Джек.
— Похоже на то.
— Тогда все просто, — заявил Абель. — Находим типа, у которого эта так называемая частица, и его арестовывают.
— И как мы собираемся его найти, если нас заперли здесь? — поинтересовался Джек. — Кроме того, если у него есть хоть крупица здравого смысла, он уже за много миль отсюда.
— Не исключено, что мы ищем мертвеца, — произнес я. — Улисс Хетч говорил, что прикосновение к реликвии означает смерть. Похоже, в его случае это сработало.
Как и замечание о виселице, это добавило нашей камере волнения.
— Том Гейли замешан в это дело, — сказал Джек. — Из твоих слов, Ник, ясно — он что-то задумал.
— Это могут быть и грязные страницы, и частица креста — но вполне возможно, что он не искал ничего определенного. Гейли такой тип, что просто рыщет вокруг, полагаясь на чутье. Как собака. Хотя может быть, что он…