— Боли нет, — прошептал Урбан. — Только холодно.
Бартоломью снял плащ и укрыл им послушника, хотя сомневался, что это поможет. Ни на миг не задумавшись, Томас снял рясу и укутал ею ноги юноши, оставшись в одной нижней рубашке.
— Эндрю принимал какие-нибудь лекарства? — спросил Бартоломью. — Может быть, что-нибудь от боли в спине — от старой раны?
— Маковый отвар — но только тогда, когда становилось совсем плохо, — ответил Урбан. Он внезапно издал разрывающее душу рыдание. — Не могу поверить, что он вдруг решил не продолжать свое путешествие. Я бы помог ему, и неважно, какой ценой. Я ведь лгал ради него. Сетона не было в общежитии святого Бернарда, когда умер Уитни. Мы сказали, что увидели его возле тела, потому что знали, что он обязательно обвинит в преступлении нас, и это был единственный способ убедить вас, что мы невиновны.
— Это неважно, — мягко сказал Майкл. — Кто-нибудь толкнул тебя на этот штырь? Назови его имя.
Урбан покачал головой.
— Никто не толкал. Я умираю из-за проклятия Барзака. Понимаете, я ведь трогал реликвию.
— Мне казалось, что ты не решился, — вставил Бартоломью, не зная, хочется ли ему снова услышать про смерть, в которой виновата реликвия. — И что Эндрю передумал…
Майкл взглядом заставил его замолчать.
— Мы считаем, что твоего наставника убили, — сказал он настолько мягко, насколько возможно было преподнести такую мрачную новость. — Возможно, что человек, которому он отдал реликвию, и есть убийца. Насколько я понимаю, это освобождает тебя от обещания, данного Эндрю. Ты умираешь, но я отомщу за тебя и за него, если ты назовешь имя.
— Томас, — прошептал Урбан. Бартоломью понял по его остекленевшему взгляду, что он уже не видит Майкла.
— Томас? — переспросил Майкл, глядя на монаха. Похоже, того поразило это заявление.
— Эндрю отнес ее в монастырь доминиканцев и отдал Кипу Рауфу, приказав, чтобы тот передал ее Томасу, — выдохнул Урбан. — Он положил ее в шкатулку, чтобы Рауф не прикоснулся к ней и не стал жертвой проклятия Барзака. Он был осторожен. А вот я к ней прикоснулся, когда Рауф отдал ее не тому Томасу.
— Что ты имеешь в виду? — не понял Майкл бессвязного объяснения.
Урбан сглотнул.
— Эндрю сказал, что устроил так, чтобы реликвия попала к его старому студенту, но вчера стало понятно, что этого не случилось: у Томаса ее нет. Сначала я заревновал, но потом пришел в себя: если этого хотел Эндрю, мой долг выполнить его желание. Я спросил про шкатулку Рауфа и понял, почему ее нет у Томаса.
— Потому что Рауф украл ее? — догадался Майкл.
— Потому что он отдал ее Большому Томасу, а не Томасу из Пэкса, — пояснил Бартоломью, соображавший быстрее. — Эндрю был здесь чужаком; он не знал, что у доминиканцев два Томаса.
Урбан кивнул.
— Я должен был все исправить. Я заставил Большого Томаса вернуть реликвию: объяснил ему, что она проклята, и он уступил… — Юноша замолчал и негромко закашлялся. Губы его окрасились кровью.
Майкл ждал, пока Бартоломью вытирал лицо послушника.
— А что потом? Большой Томас передумал и потребовал ее назад, так что теперь он не умрет от проклятья?
Урбан, похоже, не слышал.
— Я хотел передать ее Томасу тайно, чтобы никто не видел. Поэтому я спрятался в тех кустах и стал ждать, когда он придет на заутреню. Рауф говорил, что Томас выполняет все религиозные обряды, Эндрю хорошо его обучил. Надежно спрятавшись от любопытных глаз, я открыл шкатулку — хотел убедиться, что щепка лежит во флаконе. Ночь была темная, я ничего не видел, поэтому пришлось проверять на ощупь. — Глаза его сделались мечтательными. — Она такая маленькая. Она должна быть больше — чтобы унести столько жизней!
— Что случилось потом? — подстегнул его Майкл, потому что глаза Урбана закрылись. — Ты упал?
— Я ее уронил, — страдальчески прошептал Урбан. — Мне в глаза дунуло горячим ветром, очень больно, и реликвия выскользнула из руки, когда я потер глаза.
— Боже! — ахнул Майкл, вскакивая и поднимая по очереди обе ноги, чтобы убедиться, что не стоит на ней. — Ты хочешь сказать, что она лежит где-то здесь?
Урбан мотнул головой.
— Я положил ее обратно в шкатулку и спрятал. Но…
— Да? — настойчиво сказал Майкл. — Но что?
— Кто-то пришел… и подставил мне подножку, — слабым голосом сказал Урбан и вдруг заволновался. — Где она сейчас? Кому я отдал ее — нужному Томасу? Я не помню.
— Она у меня, — сказал Томас, опустившись рядом с послушником на колени. Бартоломью поддерживал голову юноши и успокаивал его, гладя по волосам. — Она в безопасности, не отчаивайся. Ты выполнил свой долг по отношению к Эндрю и к Святой Крови Христовой.
— Слава Богу, — выдохнул Урбан. И умер.
— Реликвия у вас? — спросил Майкл, глядя, как Томас надевает рясу. Бартоломью закрывал лицо Урбана своим плащом. — Где она?
— У меня ее нет, — ответил Томас, показывая, что ему некуда ее спрятать. У него на шее висел деревянный крест, и не было ни мешков, ни сумок на поясе. — Мальчик был в таком отчаянии, вот я и сказал ему то, что он хотел услышать, дабы умереть в мире. Просто так следовало поступить.
— Лгать умирающему — это правильно? — с сомнением спросил Бартоломью.
— Иногда, — ответил Томас. — Что было бы хорошего, скажи я ему, что он впустую пожертвовал своей жизнью?
— И кто же его обманул? Кто толкнул его на эту скобу? — Майкл так смотрел на Томаса, что было ясно — это подозреваемый номер один.
— Я был на заутрене с другими доминиканцами, — сказал Томас. — Я не видел Урбана, когда мы пришли — хотя, сознаюсь, в кусты я не заглядывал, — а когда мы вышли, он лежал здесь. Ищите своего убийцу в другом месте, брат. И вора тоже.
— А реликвию вы искали? — спросил Бартоломью. — Может быть, она вылетела из пальцев Урбана, когда он упал, и до сих пор лежит где-нибудь поблизости?
— Это сделали ваши старосты, когда я поднял тревогу и рассказал, что произошло, — ответил Томас. — А я не искал, потому что отпускал грехи умирающему мальчику. Кроме того, что-то мне не хочется владеть такой опасной вещью. Если бы меня попросил об этом Эндрю, мне было бы трудно отказать ему, человеку, которому я стольким обязан. Но от Урбана я бы ее не принял.
— Почему? — удивился Майкл. — Вы доминиканец, а они во всеуслышание заявляют о силе реликвий Святой Крови.
— Возможно, но не стоит игнорировать предостережения столетий, — язвительно ответил Томас. — Голый факт — люди, прикоснувшиеся к этой штуке, умирают — от несчастных случаев, или их убивают, или они вынуждены сами расстаться с жизнью. Я этого не желаю.
— Очень смело, — заметил Майкл.
— А вы к ней прикоснетесь? — рассердился, наконец, Томас. — Если я найду ее здесь, в этом церковном дворе, и протяну вам, вы ее возьмете? — Майкл не ответил. — Нет! Я так не думаю!
— Здесь не место для подобных споров, — вмешался Бартоломью. — Один из вас должен миропомазать Урбана, и давайте внесем его в церковь.
— Простите меня, — сказал Томас, опускаясь на колени и глядя на Майкла снизу вверх. — Я отвлекся на земные заботы вместо того, чтобы выполнять долг священника.
Майкл двинулся прочь, потащив за собой Бартоломью и глядя на доминиканца прищуренными глазами.
— Не могу я его раскусить, Мэтт. И мне не нравится то, что он оказался здесь, когда произошло скверное убийство — а это наверняка убийство. Ты слышал, как Урбан сказал, что кто-то подставил ему подножку, чтобы он упал на эту острую штуку?
— Я слышал, как он сказал, что ему подставили подножку, — поправил Бартоломью. — Он не говорил, что это сделали для того, чтобы он погиб. А это большая разница.
— Да неужели? А где же тогда реликвия, если его не собирались убить и украсть то, чем он владел? Тебе очень хочется защитить этого священника, а мне это надоело.
— Ты злишься, потому что у тебя нет никаких свидетельств, — произнес Бартоломью, прекрасно понимая истинную причину гнева монаха. — И ты в смятении, потому что люди умирают, а ты не понимаешь, почему. И к Томасу это никакого отношения не имеет.
— Возможно, — устало ответил Майкл. — Но мне не нравится его связь со всеми тремя жертвами — Эндрю его бывший наставник; Урбан занял его место; с Уитни он обсуждал полемику вокруг Святой Крови.
— Не забудь о братьях Рауф, — напомнил Бартоломью. — Они, пусть и недолго, но владели реликвией, пока не отдали ее не тому Томасу. Эндрю, конечно, положил ее в шкатулку, чтобы уберечь их, но спорю на что хочешь, что они заглянули внутрь, прежде чем выполнили просьбу.
— И, возможно, трогали ее. И, может быть, нам следует поискать еще два трупа.
Бартоломью не был в этом так уверен.
— Их нет, но я не думаю, что они мертвы. Пока нет. Да, и нельзя забывать про Большого Томаса. Он тоже мог взглянуть на реликвию.
Майкл застонал.
— Нужно сегодня же сходить к нему и спросить. Нет, ты только посмотри на Томаса — стоит на коленях и так прилежно молится над юношей, который, возможно, был его последней жертвой. Я не верю, что он оказался здесь случайно, Мэтт. Честное слово, не верю.