– Когда это было?
– Дай-ка вспомнить. Верно, сразу после первой войны. Были какие-то разговоры, что он получил рудник от женщины, той самой, которая помешалась и бросилась вниз с утеса. Но ведь он и сам трехнутый, вот о нем и рассказывают всякое. Только не всякому верь. Мало ли чего болтают в нашей деревне. – Он усмехнулся. -Верно только одно: он единственный, кто верит, что в Уил-Гарт есть олово, и хочет его заполучить. Вместе с сыном. Хотя не знаю, что этот сын понимает в олове. Они наняли двух иностранцев, и те у них работают. Мы их почти не видим. Сдается мне, они больше годились бы для каменоломни, чем для шахты. Что они делают, так только вырезают гранитные плиты для тротуаров, и больше ничего. Раз в неделю из Бристоля приходят грузовики, а иногда так из самого Лондона. – Он покачал головой. – Ничего путного у старика не полупится с этой шахтой, я так располагаю.
– Так где же находится Крипплс-Из? – спросил я. Хозяин бросил на меня пристальный взгляд.
– Чуть подальше по дороге, – неопределенно ответил он. – А тебе зачем?
Я замялся, но потом ответил:
– Мне нужно повидаться с капитаном Менэком. -У меня было такое чувство, что все они внимательно меня изучают.
– Не нужно тебе, парень, идти в Крипплс-Из, – сказал старик с аккордеоном, – тем более теперь, в ночное время. Гостей там не больно-то жалуют. – Он улыбнулся, показав беззубые десны и при этом не вынимая трубки изо рта. – А все этот старик. Трехнутый, я говорю, трехнутый и есть. Он рехнулся, когда с его женой случилось это несчастье.
– А что произошло? – спросил я.
– Упала в старую шахту, бедняжка, – сказал он мне. – А что тут удивляться: у нас, где ни плюнь, повсюду старые шахты. Ее нашли на дне. Голова у нее была разбита, а рядом лежала ее собака. Говорят, она как раз собаку и искала. А другие толкуют, будто дело было совсем не так, – таинственно заключил он.
– Как ее звали? – спросил я.
– Звали? Как ее звали, Гардж? – обратился он к хозяину.
– Гарриэт, если я правильно помню.
– Да, теперь припоминаю. Гарриэт Менэк. Она была вдова, приехала сюда из Пензанса. Говорят, у нее были акции Уил-Гарт, она их ему отдала.
– Когда все это было? – спросил я.
– Лет девять, а то и десять назад.
– А он был в то время женат? Старик покачал головой:
– Насколько я помню, нет.
Я почувствовал облегчение. Мне больше не хотелось копаться в прошлом.
– Куда мне идти, чтобы попасть к Менэку? – спросил я хозяина, допивая пиво.
– Как выйдешь отсюда, поверни направо, – сказал он. – Пройдешь ярдов пятьдесят, там будет резкий поворот направо, а ты сворачивай налево, там найдешь тропку. Она приведет тебя в Боталлек. Крипплс-Из стоит на самом рудничном дворе. Ты не ошибешься: там, кроме дома, только одни развалины, и больше ничего.
Снаружи все селение окутала густая тьма и мгновенно поглотила сноп света, который шел из Открытой двери. Дул сильный ветер, из-за его свиста я даже не слышал звука своих шагов по дороге. Молния крутым зигзагом вспорола брюхо облаков, нависших над побережьем. Эта вспышка мгновенно и резко высветлила бурый камень домишек, стоявших вдоль дороги, сделав их похожими на гравюру. Гром трещал близко и гулко, словно кто-то щелкал бичом по небу, замирая над морем, так что слышался только глухой рокот.
Я без труда нашел тропинку. Она шла на запад, в сторону моря, где мощные зигзаги молний отражались в бурных волнах. С каждым моим шагом все громче становился грохот волн, бьющихся о скалы, и вскоре я уже мог различить пену прибоя у подножия Кениджек-Кастла. Гром, подобно гигантскому оркестру, гремел по всему небу, не замолкая почти ни на минуту. Беспорядочные груды камня, которые прежде были надземными постройками, громоздились вокруг, при блеске молнии они казались почти что белыми. Ветер нес мне в лицо мельчайшую водяную пыль, от которой у меня на губах ощущалась соль. Посреди утесов высилось старое здание машинного отделения, словно разрушенная башня древнего замка, а вокруг ярус за ярусом, словно террасы, спускались к морю груды ломаного камня. Это была дьявольская пародия на вавилонские сады, хотя здесь не стали бы расти даже курослеп или чертополох.
Затем при очередной вспышке я увидел уцелевшее неразрушенное здание. Это было уродливое мрачное строение, стоявшее почему-то лицом прямо к ветру. Вот оно четко вырисовалось на мгновение на фоне освещаемых молнией облаков и еще более ярко освещенного моря. И вдруг снова исчезло в чернильной тьме, которая следовала за каждой вспышкой. В следующий раз я увидел этот дом, когда молния вспыхнула у самого горизонта. Он заметно приблизился и был похож на животное, которое припало к земле, чтобы легче было бороться с бурей. Потом молния полыхнула у меня над самой головой. Ломаная стрела ослепительного света вонзилась в холмы, расположенные далеко от моря. Свет и звук, слившись воедино, обрушились на небо, расколов его пополам. В этой вспышке я увидел окна дома, которые светились отраженным светом, белым и мертвым, словно открытые глаза покойника. Фасад был темен, как сама ночь. Возле дома мелькнули остатки сада, жалкие изломанные стебли гортензий и наперстянки, почти сплошь заглушённые чертополохом. Было там и несколько фруктовых деревьев, тощих и чахлых, их длинные ветви метались по ветру, словно пытаясь спрятаться от него, укрывшись в каком-нибудь убежище.
От этого последнего оглушительного удара грома небо как будто бы раскрылось. Дождь полил как из ведра, его плотные струи под мощными порывами ветра нещадно хлестали по скалам и по всему, что встречалось им на пути. Очередная вспышка осветила две строчки вывески над дверью. Облупившиеся слои более поздней краски не могли закрыть старую надпись. При следующей вспышке я смог ее прочесть: «Джеймс Нирн, владелец лицензии на продажу вина, виски и табака».
Нирн. Джеймс Нирн. Странное совпадение. Это ведь не такая уж распространенная фамилия, так же, впрочем, как и название Крипплс-Из. Порыв ветра бросил мне в лицо горсть холодной волы. Я толкнул дверь, но она была заперта. Дверного молотка не было, так что пришлось стучать кулаком. Но мой стук потонул, должно быть, в реве бури, потому что к двери никто не подошел. С крыши на меня потоком лилась вода. Я прижался к двери, продолжая стучать. Вода потекла по шее, проникая под белье. Я весь промок и замерз. При непрерывных вспышках молнии дождь был похож на темную свинцовую занавесь. Яростные порывы ветра швыряли тугие струн через разрушенные рудничные постройки, обваливая их в конце концов на землю.
Я поднял воротник своей куртки и побрел, шлепая по лужам, вокруг дома. В одном из окон с задней стороны из-за шторы пробивался лучик света. Попав ногой в очередную лужу, я подошел и схватился за подоконник. Дождь бил в окно, стекая сплошным потоком по стеклу. Заглянув в шелку, я увидел небольшую комнату с низким потолком, освещенную лампой. Стены были выкрашены блестящей коричневой краской, которая местами облупилась, уступив место веселому голубому цвету; голубая краска, в свою очередь, кое-где облезла от старости и небрежения до самой штукатурки. В очаге, загороженном дешевой викторианской решеткой, весело пылал огонь.
Однако мое внимание привлекла не столько комната, сколько человек, сидящий за столом около камина. У него были широкие плечи и мощный торс. Маленькая, почти квадратная голова, смуглая кожа с морщинками возле глаз и усы. Над широким лбом, прорезанным глубокими морщинами, торчком стояли прямые короткие волосы. В сочетании с высокими скулами они делали его похожим на персонаж из сказок братьев Гримм. Он разговаривал с каким-то человеком, которого я не видел, и одновременно с этим пересчитывал толстую пачку банкнотов, лежащую у него на столе. Возле его локтя стояли бутылка и стакан с какой-то желтоватой жидкостью. Рядом со столом, у стены, виднелся большой сейф. Дверца сейфа была открыта.
Если бы я только знал, кто был его собеседником, я бы ни за что не постучал в окно. Я бы повернул назад и попытался найти дорогу в гостиницу, несмотря на дождь и кромешную тьму. Одного взгляда на этого второго человека, сидевшего в комнате, было бы достаточно для того, чтобы понять, в какую компанию я попал. Мне все стало бы ясно, и я бы немедленно сбежал.