– Ты что, не понимаешь, что сейчас испытывает эта бедная девушка? – прошипел он. – Видит Бог, если бы мы были сейчас не в отеле, я бы вытряхнул из тебя душу.
Он отпустил меня, и я заковылял в свой номер.
Я провел эту ночь почти без сна. Как только я засыпал, появлялись Ширер и Сансевино, то сливаясь в единое целое, то меняя обличье. Я бежал через весь Милан, не помня себя от страха, и эти двое постоянно встречались на моем пути: их уродливые фигуры то появлялись в проемах дверей, то выскакивали из толпы, а то и хватали меня за руку. И тогда я просыпался в холодном поту со страшным сердцебиением и начинал думать о том, что случилось сегодня вечером, пока не засыпал снова.
Я испытал весь ужас сумасшествия, настоящего сумасшествия, которое лечат в больнице. И этой ночью я действительно чуть не свихнулся. Мой ум пропустил настоящее через сеть моей памяти, и странное совпадение этой встречи с Ширером испугало меня так, что волосы на голове встали дыбом.
Я встал с первыми лучами солнца и принял ванну. Было еще очень рано, и я прилег на постель почитать книгу. Должно быть, я вздремнул, потому что, проснувшись, почувствовал себя слегка проголодавшимся. Я спустился вниз и съел обильный завтрак. Теплые лучи солнца проникали через высокие окна, и настроение у меня было просто прекрасное. Я вспомнил, что был здорово пьян прошлой ночью. Потом решил заняться работой, которую надо было срочно завершить. А вечером можно снова наведаться к Сисмонди.
После завтрака я сразу поднялся к себе в номер и стал звонить по делам. Я открыл дверь на балкон, и лучи солнца как раз падали на стол, за которым я сидел. Вскоре появилась горничная и застелила кровать. Она двигалась энергично и, как все итальянские горничные, в полной мере продемонстрировала мне свою сексуальную привлекательность.
Я обзвонил уже добрую половину своего списка и не успел положить трубку после очередного разговора, как вошел портье и сказал:
– Синьор Фаррел, вас спрашивает дама.
Я вспомнил о сцене, устроенной Рисом прошлой ночью, и у меня екнуло сердце.
– Она назвала свое имя?
– Нет, синьор.
Я подумал, она опасается, что я не захочу с ней встречаться, если она назовет свое имя.
– Хорошо, я сейчас спущусь.
Ее визит нарушил мои планы, и я поймал себя на том, что опять думаю о прошлой ночи. Солнечный свет вдруг показался мне холодным. Легкий ветерок, дующий с балкона, разметал мои бумаги по столу. Я закрыл балконную дверь и, выйдя из номера, направился по коридору к главной лестнице, мысленно готовясь к встрече с дочерью Тучека.
В холле ее не оказалось, и я обратился к портье.
С масляной улыбкой на лице он сообщил:
– Она в баре, синьор Фаррел.
Однако ждала меня вовсе не Хильда Тучек, а девушка, с которой я познакомился накануне в доме Сисмонди, – графиня Валле. На ней был черный костюм и меховая накидка. Ее черные волосы на сей раз были причесаны строго и стянуты на затылке узлом. Бледность ее лица подчеркивали кроваво-красная гвоздика на левом лацкане и такого же цвета губы. Она конечно же была типичной рафаэлевской Мадонной, но сегодня при свете солнечного дня казалась мне порождением дьявола.
– Доброе утро, синьор. – Ее голос звучал мягко, даже нежно.
Ее плотоядная улыбка напомнила мне кошку, увидевшую чашку со сливками. Она протянула мне руку. Я наклонился, прильнув к ее теплой руке губами. При этом меня не покидала мысль, что зеленые глаза неотступно следили за мной.
– Надеюсь, вы не сердитесь на меня за этот визит?
– Напротив, я восхищен, – пробормотал я.
– Я ждала вас в баре, полагая, что вам потребуется выпить после вчерашнего.
– Да, – сказал я, – это будет очень кстати. А что вы будете пить?
– Для меня это немного рано, но я поддержку компанию и выпью мятного ликера.
Я сел и подозвал официанта, изо всех сил сдерживая возбуждение, вызванное ее присутствием, и одновременно пытаясь понять, зачем она пришла.
Заметив подошедшего официанта, я заказал мятный ликер и коньяк. Потом задал ей не слишком деликатный вопрос:
– Что привело вас сюда, графиня?
Веселая искорка мелькнула у нее в глазах.
– Вы заинтересовали меня.
– Вы мне льстите, – с легким поклоном произнес я.
Она улыбнулась:
– Хорошенькую сцену вы вчера устроили, швырнув бокал на пол и убежав. Бедный маленький Рикардо! Вальтер тоже был расстроен. Он очень впечатлительный и… – Она заметила, что я весь напрягся, и умолкла, не закончив фразу. – Почему вы так поступили, синьор?
– Я был пьян. Давайте оставим эту тему.
Она улыбнулась и пожала плечами. Официант принес наши напитки. Она провозгласила свое обычное: -Салют» – и поднесла стакан к губам. Зеленый цвет мятного ликера контрастировал с ее губами, но сочетался с цветом се глаз. Я добавил в свой бокал содовой и осушил его.
Наступило неловкое молчание, которое она вскоре нарушила, сказав:
– Я не думаю, что вы были пьяны вчера. Вы были взвинчены, это верно, и много пили, но вы не были пьяны.
Я промолчал. Я думал о Ширере, вспомнив, как он поглаживал верхнюю губу кончиком пальца.
– Вы давно знаете Вальтера Ширера? – спросил я.
– Два или три года. Я из Неаполя, а у него там виноградники. Он делает хорошее «Лакрима Кристи». Вы были знакомы с ним когда-то давно? Поэтому вы так расстроились?
– Да, я познакомился с ним во время войны. Мы вместе были на вилле «Д'Эсте».
– А, теперь понятно. Он оттуда бежал. Вы, случайно, не тот англичанин, который бежал с ним вместе?
– Нет.
– Вы сердитесь на него за то, что он убежал, а вы не смогли?
Проклятая баба! Неужели нет других тем для разговора?
– При чем тут это? – резко возразил я.
– Вы не любите говорить на эту тему? Я слышала от Вальтера, что там был доктор, не слишком приятный.
– Да, там был доктор. – Я глядел на свой бокал, вспоминая, каким тоном Вальтер произнес: «Отель Насьональ», объясняя шоферу, куда его следует отвезти, – Доктор этот был очень похож на Вальтера.
А потом я вдруг вспомнил. Боже! Как же я раньше не подумал об этом! Ведь у меня в чемодане была фотография доктора Сансевино. Я случайно наткнулся на нее в институте «Насьональ Люче» и взял. Какое-то нездоровое любопытство заставило меня ее сохранить. Я вскочил:
– У меня его фотография. Я покажу се вам. графиня. Если вы позволите, я отлучусь на минуту и принесу ее.
– Не надо, пожалуйста. – Она накрыла ладонью мою руку. – Я через минуту должна уйти и пришла не для того, чтобы разглядывать фотографии.
– Я должен показать ее вам, – не унимался я. – Я обернусь в один миг.
Она продолжала возражать, но я уже шел к лифту. Поднявшись на свой этаж, я пошел по коридору к своему номеру. Соседняя дверь была открыта, и я увидел горничную, убиравшую постель. Когда я повернул ключ л замке, внутри послышался какой-то стук. Я вошел и увидел, что балконная дверь открыта и все мои бумаги разлетелись по полу. Я закрыл дверь, собрал бумаги и собрался уже уходить, как вдруг вспомнил, что перед уходом закрыл и балкон и окна. Я быстро проверил один чемодан. Все, казалось, было на месте. Открыл второй, мысленно кляня себя за подозрительность, взял фотографию и вышел.
Выходя из номера, я столкнулся нос к носу с горничной. Она, оторопев, уставилась на меня.
– В чем дело? – спросил я по-итальянски.
Она продолжала молча глядеть на меня, и, ничего так и не поняв, я уже собрался было идти, когда она сказала:
– Но доктор сказал, что вы больны, синьор. Слово «доктор» заставило меня остановиться.
– Доктор? Какой доктор?
– Я как раз убирала соседний номер и увидела его, когда он проходил мимо. – Она была бледна и явно очень взволнована. – Он сказал, что синьора нельзя беспокоить. Но синьор, оказывается, не болен. Я ничего не понимаю.
Я схватил ее за плечи и встряхнул:
– Как выглядит этот доктор? На кого он похож? Ну, говорите же быстро!
– Я не помню, – пробормотала она. – Понимаете, он стоял у балкона, спиной к свету, так что…