Воцарилось довольно долгое молчание.
— Товарищ Степанов, спросите в штабе, лопаты у них есть? —не повышая голоса, сказал Сталин.
— Сейчас. — И снова молчание.
— А какие лопаты, товарищ Сталин? —Все равно какие.
— Сейчас… Лопаты есть, товарищ Сталин.
— Передайте товарищам, пусть берут лопаты и копают себе могилы. Штаб фронта останется в Перхушкове, а я останусь в Москве. До свидания.
— Он произнес все это спокойно, не повышая голоса, без тени раздражения и не спеша положил трубку. Не спросил даже, кто именно ставит такие вопросы.»
Не уехал Сталин из Москвы и во время паники 16 октября. Вообще, про тот день, точнее, про несколько дней, достоверных сведений крайне мало. Говорят, не работало метро. Говорят, мусорные баки в Москве были завалены красными томиками из ленинских собраний сочинений. Идеологическая диверсия? Невероятная накладка? Были мародеры в переулках. Массовые увольнения на заводах. Беженцы на шоссе Энтузиастов. И слухи, слухи — один другого ужаснее. Страшно. Москвичи решение об эвакуации наркоматов и иностранных посольств истолковали однозначно: Сталин уехал из Москвы.
Постановление ГКО от 19 октября за подписью Сталина о введении осадного положения москвичей сразу отрезвило: «Провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте». Тут же в
Москве открылся мюзик-холл и появились плакаты о гастролях Любови Орловой.
Сталин никуда не уезжал. Сталин, когда нас уже были готовы растерзать, не наложил в штаны и сделал все возможное и невозможное, чтобы победить врага. А что сделал ты, лежащий сегодня на диване, мой читатель, для своей погибающей Родины?
Да, знаете, какой царь был у Сталина любимым? Голованов утверждает, что больше всего Сталин ценил Алексея Михайловича Тишайшего — и часто ссылался на него.
3.10. Как штрафники войну выиграли
«Надо в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке. Такие разговоры являются лживыми и вредными, они ослабляют нас и усиливают врага, ибо, если не прекратим отступления, останемся без хлеба, без топлива, без металла, без сырья, без фабрик и заводов, без железных дорог. Из этого следует, что пора кончить отступление. Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв.» Приказ «Ни шагу назад».
1941 год. Армия бежит, она деморализована, полна предателей и трусов. Но есть те, кто презирает смерть. Это уголовники рецидивисты, набранные по лагерям в штрафбаты. Как зомби, идут они, вооруженные саперными лопатками прямо под кинжальный огонь немецких пулеметов. Гибнут почти все, но высоту берут. А куда им деваться? Сзади стоят заградотряды — с пулеметами. Это части НКВД. Если остановишься, начнут стрелять в спину. А ордена за взятую высотку потом получат офицеры из регулярных частей, прятавшиеся во время атаки по блиндажам. Устойчивая трехступенчатая система. Одни — воюют, жизни кладут, другие — сторожат и стреляют в спину, третьи — жируют.
Хотел ли режиссер Николай Досталь, чтобы у людей закрепился такой стереотип, когда он снимал свой сериал «Штрафбат»? Вне зависимости от желаний кинорежиссера миф о штрафбатах — а это, наверное, самое мифологизированная история во всей войне — окреп. Особенно в молодых головах. Вообще, сериал в умелых руках — идеологическое оружие страшной разрушительной силы. Ну, или созидательной — это уж как его использовать. Наверное, до начала съемок полезно было бы узнать об этом явлении побольше, чем рассказано в песне Владимира Высоцкого «Штрафные батальоны», написанной в 1964 году. Неплохая, кстати, песня. Исполняется от лица уголовника, ожидающего команды «В атаку!» В ней есть правда момента, художественная достоверность.
Появилась песня, когда у нас впервые стали писать о штрафниках. В 1960-е это была модная тема, она демонстрировала свободомыслие, незашоренность, информированность.
Вот отрывок из этой песни: