Говорят, советская комедия «Волга-Волга» была одним из любимых фильмов Сталина. Одной из немногих своих радостей он решил поделиться с американским коллегой. Рузвельт поначалу намека не понял, пока ему не перевели слова песенки:
«Америка России подарила пароход: С носа пар, колеса сзади, И ужасно, и ужасно, И ужасно тихий ход». Рузвельт якобы надулся: опять эти русские долдонят ему про низкое качество поставок по ленд-лизу. Но аэрокобры дал. На «аэрокобре», кстати, с апреля 1943-го летал наш ас А. И. Покрышкин.
«В годы Великой Отечественной войны только поставки по ленд-лизу предотвратили паралич железнодорожного транспорта в Советском Союзе», — пишет доктор филологических наук, известный либеральный историк Б. Соколов [149]. Пишет, что за годы войны из Америки морским путем прибыли 1966 локомотивов, а в самом СССР было выпущено только 800 паровозов. Тупой филолог подсчитал, что импорт превышал собственное производство в 2,4 раза — и сделал однозначный вывод. Правда, советское правительство сделало заказ на первые 200 паровозов почему-то только летом 1943-го. Неужели просмотрели надвигающийся коллапс?
При том, что у нас на железных дорогах всегда был порядок — что тогда при Кагановиче, что теперь. При том, что железная дорога — стратегическая артерия. Странно. Но нет, просмотрел сам историк-либерал — и просмотрел крупно. Он не заметил 25 000 локомотивов, которые уже имелись у СССР до войны.
Паровоз — машина долгоиграющая (долгобегающая, долготянущая). Во Вторую мировую войну все еще прекрасно себя чувствовали локомотивы, которые доставляли войска на Первую. Парк этих машин исправно служил в 1941-45-х годах. 14 % из них мы, правда, в начале войны потеряли. Но и 40 % железных дорог в Европейской России оказалось под немцем. Так что плотность локомотивов только выросла. Лишь в мае 1944-го начались поставки самой крупной партии — в 1600 паровозов. С учетом габаритов и веса этого «товара» — 72 тонны каждый — они продолжали идти в СССР, и после войны. Привел я этот маленький пример, чтобы показать, как легко манипулировать цифрами по ленд-лизу. Что угодно можно сказать — и доказать с цифрами в руках… Если показывать только часть правды.
Вот Гавриил Попов, еще один оплевыватель, приводил «Новой газете» вроде бы вполне корректный факт: «За годы войны мы произвели 205 тысяч автомобилей, а получили от союзников — 427 тысяч» [150]. 400 тысяч машин — эта цифра звучит часто. Основой мобильности Красной Армии действительно стали «студебеккеры» и «виллисы» (эти джипы американцы предложили вместо запрошенных нами мотоциклов с коляской, и пришлись они — ох, как ко двору).
Но вот только человек, который, как говорится, знал о ленд-лизе все, начальник Управления по соблюдению Закона о ленд-лизе Эдвард Стеттиниус приводит совсем другие цифры. Он говорит о 138 тысячах автомобилей — к середине 1944-го. Тоже много — но только их в три раза меньше, чем у Попова [151].
Цифры, цифры… Когда доходит до ленд-лиза, у наших родных историков-либералов просыпается к ним огромная любовь: в их писаниях обилие цифр просто сливается в арабскую вязь. Проверять каждую — себе дороже. Вот Гавриил Попов берет запросто да переводит объем американской помощи на современные деньги, и у него получается: «по 10 тысяч долларов на одного бойца Красной Армии». Во как. Странно, что экс-мэр не сделал вывод: лучше бы раздали эти деньги солдатам на руки, да распустили всех по домам. Впрочем, этот вывод, вероятно, читатель «Новой» долженсделать самостоятельно.