«Эту помощь невозможно измерить в цифрах. Не существует стандартных оценок, с помощью которых, например, можно было бы сопоставить тысячу погибших русских солдат и тысячу истребителей…Их жертвы спасают жизни американцев», — говорил честный Стеттиниус в докладе конгрессу в 1943 году.
«Поставки в Россию — это выгодное вложение капитала», — убеждал добрый Рузвельт во время англо-американской конференции в Касабланке в том же году. «Никакая другая форма вложения капитала не может обеспечить лучшие военные дивиденды», — вторил остроумный Черчилль. Эти господа не стремились выглядеть циниками, они просто хотели выразиться поточнее, дабы быть правильно понятыми такими же приятными и влиятельными господами, как они сами. Так они говорили о наших дедушках и бабушках. Звенели в карманах мелочью, оценивая их жизни.
На этом фоне подчеркнуто циничный Трумэн выглядит даже честнее: «Деньги, истраченные на ленд-лиз, безусловно, спасали множество американских жизней. Каждый русский солдат, который получал снаряжение по ленд-лизу и воевал, пропорционально сокращал опасности для нашей собственной молодежи» [152].
Благодаря ленд-лизу прибыли американских корпораций выросли в 2,5 раза. 26 миллиардов было получено монополиями для переоборудования предприятий под нужды ленд-лиза. Прямые правительственные инвестиции, вложенные в экономику, колебались от 142 млн. на военные заводы в Мичигане до 14 тыс. на производство сухого молока в Северной Дакоте.
Впрочем, что еще оставалось тогда Сталину? Любезничать? Какие у него были возможности заставить союзников действительно принять участие в войне? Нас обманывали постоянно. Рузвельт лично пообещал Молотову, что откроет Второй фронт осенью 1942-го. И тоже — обманул. Черчилль обещал и обманывал раз за разом, год за годом. Было очевидно, что эта сладкая парочка не вступит в войну, пока СССР не растратит все силы. Они просчитались. Ибо, силы у нас только прибывали.
В общем, словосочетание «второй фронт» стало символом лицемерия и предательства. Западные державы, сделавшие все возможное для нападения Гитлера на СССР, три года ждали, когда СССР и Германия уничтожат друг друга и открыли свой фронт не ради помощи своему союзнику, а для того, чтобы не встретить армии Жукова на берегах Ламанша, чтобы в экстренном порядке «спасти Европу от красных орд».Сталин и Жуков были для них страшнее Гитлера и Муссолини. С теми они вполне могли бы договориться.
Ну, а тогда, в 1942-м в Москве Сталину оставалось только давить Черчилля морально. Он заставлял лидера Британской Империи злиться и краснеть, как мальчишку, которого поймали на невыученных уроках. Отпустили Черчилля миром. Сталин «неожиданно» позвал его пообедать и «выпить немного па pososhok». Там лед, согласно всем законам психологического подавления, слегка растопили. Прощались тепло.
Маршал А. Е. Голованов рассказывал: «стол был небольшим, присутствовало человек десять или немного больше. Последовали тосты, и между Черчиллем и Сталиным возникло как бы негласное соревнование, кто больше выпьет. Черчилль подливал Сталину в рюмку то коньяк, то вино, Сталин — Черчиллю.
— Я переживал за Сталина, и часто смотрел на него. Сталин с неудовольствием взглянул на меня, а потом, когда Черчилля под руки вынесли с банкета, подошел ко мне: «Ты что на меня так смотрел? Когда решаются государственные дела — голова не пьянеет. Не бойся, России я не пропью, а он у меня завтра, как карась на сковородке, будет трепыхаться!». В словах Сталина был резон, ибо Черчилль пьянел на глазах и начал говорить лишнее… В поведении Сталина ничего не менялось, и он продолжал непринужденную беседу» [154].
Верил ли Сталин обещаниям союзников? Думаю, что нет. Но все равно бился, отжимал по полной — только бы затащить их, в конце концов, на театр военных действий.
Операция «Оверлорд» — высадка союзников в Нормандии, наконец-таки случившаяся только 6 июня 1944 года (!) — и та полностью спонсировалась нашим наступлением весной 1944 года, освобождением Правобережной Украины. Вермахту накануне высадки англо-американского десанта пришлось перебросить из Германии и Франции на Восточный фронт почти 40 дивизий.
Ровно через четыре дня после высадки союзников в Нормандии, 10 июня 1944 года — по просьбе союзников — двинулись в наступление войска Ленинградского и Карельского фронтов. А еще через 2 недели — 23 июня началась гигантская операция «Багратион», о которой я выше уже упоминал, — советское наступление в Белоруссии. Это была, наверное, самая блестящая по замыслу и исполнению военная операция всей Второй мировой.