Что делать, известно — в 1938 г. Берия получил в подчинение, может, еще и худшие кадры. Только в 1939 г. он выгнал из НКВД 7,5 тыс. оперативных работников, из которых 2/3 отдал под суд, в том числе почти 700 человек с Лубянки. Заменил их низовыми работниками и просто честными, работящими людьми из промышленности, армии и партийных органов. В 1939 г. призвал таких в НКВД более 14 тысяч. Весь аппарат вырос до 32 тыс., но в 1940 г. прошла еще одна чистка: НКВД разделился на милицию (НКВД) и госбезопасность (НКГБ), в которых осталось по 10 тыс. человек. Но за Берией в те годы стоял Сталин. А кто мог стоять за Путиным, чтобы он мог провести такую чистку, даже если бы был Штирлицем и сам этого захотел?
4.8. И пришел к власти лысый Микита
И началось. Куда-то исчезает, как не бывало, Министерство госконтроля, а возглавлявший его Меркулов, как мы знаем, расстрелян. Где архивы означенного министерства, никто пока что не в состоянии объяснить.
Госбезопасность громят почище, чем вандалы громили Рим. Хрущев вычищает оттуда всех подозрительных — с особой заботой об евреях, чтобы ни следа их не осталось на высоких постах. Уже в августе пятьдесят третьего были арестованы Свердловмладший, Эйтингон, Райхман, Литкенс, Бендерский, Бринд.
Особенно подлую штуку сыграли с Яковом Серебрянским — был такой ас заграничных операций, тот самый, что успешно провел похищение генерала Кутепова. За исключением менее чем годичного пребывания в Секретариате НКВД вся его многолетняя служба была отдана заграничной разведке. И, тем не менее, его подмели, как… «бериевского костолома».
В сорок первом осужденного на расстрел Серебрянского не реабилитировали — его помиловал Верховный Совет. И он продолжал служить до сорок пятого, когда вышел в отставку. А ныне, в пятьдесят третьем, ему, после ареста, объявили с циничной ухмылочкой: знаете, товарищ Серебрянский, Президиум Верховного Советаваше помилование двенадцатилетней давноститолько что отменил. Так что вы, получается, на законных основаниях к вышке назначены, даже нового суда не требуется… До стенки Серебрянский не дожил, умер в тюрьме.
Если со всеми остальными, кого расстреляли и бросили в тюрьмы победившие хрущевцы, все болееменее ясно, то история Серебрянского остается загадкой: почему хрущевцы пылали такой ненавистью к человеку, который уже восемь лет пребывал в отставке и, собственно говоря, не имел отношения к внутренним делам ГБ? Почему его непременно надо было добить? Положительно, за этим скрывается какаято нешуточная и мрачная тайна… В качестве версии можно предположить, что Серебрянский в свое время, исполняя служебные обязанности, крепко прищемил хвост троцкистскому подполью, которое вначале поддерживал Хрущев, но потом открестился.
Троцкизм как идейное течение при Хрущеве реабилитации не дождался, но вот за своих старых дружков по троцкистскому шалману Никита старательно мстил годы и годы спустя. Даже в пятьдесят девятом еще будут снимать с постов, лишать генеральских званий офицеров ГБ, «нарушавших при Сталине социалистическую законность». А точнее говоря, наверняка шлепавших в годы Большого Террора никитиных единомышленников-приятелей.
А впрочем, были и реабилитированные. Жуков, например, быстренько выпустил своих верных подельников, в первую очередь, генерала Телегина с Руслановой. Правда, опьяневший от вольного воздуха, Телегин (зам. Жукова в Берлине, член ВС) решил, что ему теперь все дозволено и начал в голос требовать, чтобы вернули исчислявшееся даже не чемоданами, а эшелонами награбленное в Германии.
Но его деликатно взяли под локоток, отвели в сторонку и мягко шепнули на ушко: Костя, уймись, мы ж все тут прекрасно знаем, что добро у тебя было хапнутое… Тебя выпустили? Выпустили. В генералах восстановили? Восстановили. Вот и будь доволен… Понятливый Телегин о конфискованных эшелонах добра более не вспоминал — и, ухватив текущий момент, принялся орать на всех углах, как страдали от произвола Сталина талантливые генералы (вот его хотя бы взять!) и великие певицы (одна Русланова чего стоит!). Вот эти его вокальные упражнения были встречены как нельзя более благосклонно. Потому, что Хрущев устроил масштабное позорище под названием «Двадцатый съезд», где всю вину за «незаконные репрессии» свалил на Сталина. Партийцев — поголовно заляпанных кровью по самые уши — это как нельзя более устраивало. Все грехи и зверства оказались свалены на мертвого, а они, живые, как бы и ни при чем…