Секретные доклады департамента полиции и охранного отделения молчат, о какой бы то ни было «революционной агитации» и «происках большевиков», равно, как ни словечком не упоминают о пресловутом «германском золоте». Формулировки другие: о «наблюдаемом повсеместно и во всех слоях населения как бы утомлении войной и жажде скорейшего мира, безразлично, на каких бы условиях таковой ни был заключен». Вот тут и кроется причина: страна устала от войны, которой, к тому же, откровенно не понимала. Болтовня о проливах и русском флаге над Стамбулом до большинства людей как-то не доходила и нисколечко не трогала. Не было идеи.
А меж тем в стране замаячил призрак голода — так что пришлось вводить продразверстку! Задолго до большевиков. Все, решительно все пошло вразнос!
О крахе монархии и необходимости скинуть царя не говорит уже только ленивый. Выходит примечательная открытка (конечно, напечатанная нелегально): в чистом поле стоит Николай и обеими руками держится, пардон, за фаллос. Подпись лаконичная: «Самодержец». И ведь правы, циники!
Одна только царица, псишка с дипломом доктора философии, еще дуркует как ни в чем не бывало. То всерьез интересуется, нельзя ли повесить Гучкова, то проклинает засевших в Думе «жидов», которые, ясен пень, все и портят-то, как уже говорилось, меняет военного министра на интенданта.
Бардак повсеместный! Мимоходом приканчивают Распутина, но от этого уже никакого толку. Заговоров против Николая столько, что за ними невозможно уследить, не говоря уж о том, чтобы перечислить. Придурок в короне еще катается в своем поезде и что-то талдычит с умным видом, но он уже не император, а одна видимость. А нам сегодня талдычат разные либеральные писаки, что уже почти победили немцев. Уже вот почти в Берлине.
1.6. И наступает февраль семнадцатого!
Начинается все со стихийных выступлений солдат запасных полков, которым категорически не хочется на фронт. И с перебоев в продаже хлеба в Питере.
Императорский поезд задержан в Пскове. Продиктовано это якобы заботой о безопасности монарха, а на самом деле генералы и думские деятели откровенно берут Николашку под арест. Появляется генерал Рузский и начинает переговоры, которые сводятся к простому требованию: бери ручку, полудурок, и подписывай отречение, пока хуже не стало!
Командующие фронтами на вопрос о желательности отречения отвечают положительно: великий князь Николай Николаевич (Кавказский фронт), генерал Брусилов (Юго-Западный фронт), генерал Эверт (Западный фронт), генерал Сахаров (Румынский фронт), генерал Рузский (Северный фронт), адмирал Непенин (командующий Балтийским флотом). Адмирал Колчак, командующий Черноморским флотом, виляет, как проститутка: от посылки аналогичной телеграммы воздержался, но с мнением других «согласился безоговорочно», как и начальник штаба Ставки генерал Алексеев, один из рулевых заговора [55]. Как насмешливо писал потом Троцкий: «Генералы почтительно приставили семь револьверных дул к вискам обожаемого монарха».
Потом приехали думцы, Гучков и монархист Шульгин, царь подписал отречение по всей форме — сначала в пользу сына (что противоречило тогдашним законам о престолонаследии), потом в пользу великого князя Михаила. Михаил, не будучи дураком, прекрасно понимал, что ничего хорошего из этого не получится, и тут же отказался от столь сомнительной чести.
И настала на святой руси демократическая республика…
А что же наши великие князья, родственники Николая II? Трагифарс в том, что после Февраля большая часть этих высокородных обормотов, наперегонки бросилась засвидетельствовать свое почтение новой власти!
Еще до официального отречения Николая от престола великий князь Кирилл Владимирович, контр-адмирал и командир Гвардейского флотского экипажа свиты его величества, нацепив красный бант, под красным знаменем (вы только себе представьте) привел своих матросов к зданию Государственной Думы (которая к тому моменту была распущена указом императора) и объявил, что вверенное ему воинское соединение переходит на сторону Думы.
Ну, а, отметившись в Думе, Кирилл тут же развернул бурную общественную деятельность — обвинил императрицу в шпионаже в пользу Германии (как бы к ней ни относиться, но эти обвинения — вздор).