Это потом уже, когда за Февралем случится Октябрь и события повернут совсем не в том направлении, на какое рассчитывала «чистая публика», сбрасывая своего незадачливого самодержца, многие наперебой начнут причитать, что они-де с самого начала осуждали Февраль… Брешут, стервецы!
Вот Корнилов, уже после того как заарестовал царицу: «Нам нужно довести страну до Учредительного Собрания, а там пусть делают, что хотят, я устраняюсь…» (Между прочим, хорошо его знавшие генералы отзывались о нем: «Сердце львиное, а голова — баранья…»).
«Революцию приемлю всецело и безоговорочно», — говорил тогда же генерал Деникин, и вряд ли с дулом у виска.
Остальные были не лучше. Только Дроздовский, впоследствии один из самых энергичных вождей белого движения, писал в дневнике: «С души воротит, читая газеты и наблюдая, как вчера подававшие верноподданнические адреса, сегодня пресмыкаются перед чернью». Но он — не генерал, а подполковник, совсем молодой, тридцати еще нет.
А вот что думали тогда генералы. В частности, П.Н. Краснов: «Мы верили, что великая бескровная революция прошла, что Временное Правительство идет быстрыми шагами к Учредительному Собранию, а Учредительное Собрание к конституционной монархии с великим князем Михаилом Александровичем во главе. На Совет солдатских и рабочих депутатов смотрели как на что-то вроде нижней палаты будущего парламента…».
И вот в феврале 1917 г для России случилась радость. К власти пришли либералы. Вообще-то мы по 1992 г. знаем, что случается со страной, когда к власти приходят либералы. Но, думаю, что если бы тогдашним Милюкову, Гучкову или Керенскому кто-то сказал, что они, такие же, как Гайдар с Ельциным, то они не стали бы дожидаться дуэльных процедур и сразу же схватились бы за канделябры от такого оскорбления.
Временное правительство под предводительством болтуна Керенского для начала разломало все, что можно. Раскрошило в щепки абсолютно всю систему гражданской администрации, отменило полицию (именно тогда начали вспарывать животы и перерезать глотки городовым), а вот сделать что-либо на смену разломанному оказалось решительно неспособно. Старый порядок сломали, а нового устроить были не в состоянии. И, как это бывает во времена любого безвластия, население —
и особенно то, что носило шинели, — почувствовав слабину, пустилось во все тяжкие.
Дело в том, что к тому времени был уже издан и повсеместно поступил в войска так называемый «Приказ № 1» Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Он предписывал [58]:
создать во всех воинских частях выборные комитеты;
выбрать солдатских представителей в Совет; во всех политических выступлениях подчиняться Совету и своим комитетам;
оружие держать под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в коем случае не выдавать офицерам;
в строю — строжайшая воинская дисциплина, вне строя — полнота гражданских прав: отдание чести вне службы и титулование офицеров «благородиями» отменяется, офицерам воспрещается обращаться к солдатам на «ты». И так далее, и тому подобное…
Как, по-вашему, способствует такой приказ поддержанию в строю даже не «строжайшей» дисциплины, а просто ее подобия? Правильно, черта лысого!
«Приказ № 1» развалил армию начисто, превратив ее в неуправляемую толпу. Вот только он не имеет никакого отношения к большевикам. Дело в терминах. Услышав словосочетание «Петроградский совет депутатов», многие по въевшейся за советские годы привычке искренне полагают, что он был «большевистским». Раз «совет», значит — «большевики». Между тем это нисколько не соответствует истине. В Петроградском совете большевиков было всего два. А подавляющее большинство принадлежало депутатам от других революционных, социалистических партий: меньшевикам, эсерам простым и эсерам левым, анархистам и прочим!
А к большевикам отношение было, как бы помягче выразиться: «Ни один большевик не мог появиться в казармах, не рискуя быть арестованным, а то и битым. Солдаты-большевики и им сочувствующие в войсковых частях должны были скрывать — почти во всех казармах, —что они большевики или сочувствующие, иначе им не давали говорить, их избивали». Знаете, кто это вспоминает? Один из представителей большевистской «головки», один из первых руководителей Красной армии Н.И. Подвойский. Свидетель надежнейший.