И сам же давал ответ: «Троцкий склонен объяснять это тем, что наша партия, по его мнению, является голосующей барантой (стадо овец), слепо идущей за ЦК партии. Но так могут говорить о нашей партии только люди, презирающие ее и считающие ее чернью. Это есть взгляд захудалого партийного аристократа на партию как на голосующую баранту. Это есть признак того, что Троцкий потерял чутье партийности, потерял способность разглядеть действительные причины недоверия партии к оппозиции…» [45].
В самом деле, самые разные источники единодушно отмечают фантастическое, носившее характер мании высокомерие Троцкого и его несказанное презрение к «толпе». Из кого бы она ни состояла. Троцкий презирал всех и вся — и противников, и преданных сторонников, которых сплошь и рядом равнодушно бросал на произвол судьбы во время острых партийных схваток. Презирал и товарищей по партии, и тех еврейских интеллигентов, что сглупа считали его вождем «красного иудаизма». Для Троцкого не существовало ни национальностей, ни равных ему фигур. Был только он, один, великий вождь на недоступной вершине. Ни малейшего уважения к чужому мнению. Ни малейшего уважения к проявлениям инакомыслия. Ни малейшей тяги прислушаться к умным советам, даже если они исходили от преданнейших людей. Тот самый Пестковский, что создавал для Сталина Наркомнац, вспоминал: Сталин всегда был готов выслушивать на коллегиях наркоматов самые разные мнения, даже идущие вразрез с его собственным. Троцкий, по убеждению Пестковского, разогнал бы такие коллегии за пару дней.
Так что для Троцкого участвовать в военном перевороте означало бы опуститься на уровень мелких людишек, которых «трагический вождь» презирал.
Вот и кончилось тем, что его, в конце концов, агенты ОГПУ на руках вытащили на улицу, запихнули в машину и отправили в ссылку. Сын Троцкого, Лев Седов, метался по улице и орал:
— Тггоцкого выносят, товагищи! Тггоцкого выносят! Народ безмолвствовал.
Тогда, согласно мифам, бывший Коба, а теперь уже товарищ Сталин, провожая его, пошутил: «Помни, Лео, тише едешь, дальше будешь! — а потом с улыбкой добавил — А дальше едешь, тише будешь!» Со страху доехал Троцкий аж до самой Мексики, казалось бы, дальше некуда. Но не послушался совета бывшего товарища по партии и там продолжал брыкаться. Тогда и там достал его Коба простым советским ледорубом. А что ему было делать? Чувствовал: войны не избежать. Надо было страну поднимать. После изгнания Троцкого за десять лет в стране произошли перемены, которые в других странах заняли бы лет сто. Совершено было чудо. Почему? Прекратилось разграбление. За воровство применялись наказания — репрессии.
Аналогичная ситуация в нынешней России: любые намеченные перемены займут десятки лет и так и не будут выполнены. Вот почему сегодня о Троцком пишут хвалебные статьи именно те, кто подпитывается идеями западной демократии.
Авторы этих статей или полнейшие лохи, или те же западные агенты влияния, для которых главное, как и для Троцкого, сегодня разграбить Россию. Короче… суки! Сталин победил Троцкого не страхом: в 1927 г. у него просто не было технической возможности диктаторски пугать. От Троцкого отвернулась партия.
Как отворачивалась она и от прочих оппозиционеров на протяжении следующих девяти лет. Сталина пытались тащить с капитанского мостика. Создавали «блоки» и «платформы», собирались на тайные заседания (в том числе и в пещерах под Кисловодском, за что были прозваны «троглодитами»), выпускали «Слова к народу», манифесты, листовки, заявления и печатные обличения.
Выведенный из себя Сталин трижды просил об отставке со всех постов — 19 августа 1924 г., 27 декабря 1926 г., 19 декабря 1927 года, однажды не без иронии предлагая отправить его на работу в Туруханский край, где отбывал ссылку.
Вот пример. Сталин 19 июля 1924 года пишет следующее письмо [46]: «В Пленум ЦК РКП(б). Полуторогодовая совместная работа в политбюро с тов. Зиновьевым и Каменевым после ухода, а потом и смерти Ленина сделала для меня совершенно ясной невозможность честной и искренней совместной политической работы с этими товарищами в рамках одной узкой коллегии. Ввиду этого прошу считать меня выбывшим из состава Пол. Бюро ЦК. Ввиду того, что ген. Секретарем не может быть не член Пол. Бюро, прошу считать меня выбывшим из состава Секретариата (и Оргбюро ЦК). Прошу дать отпуск для лечения месяца на два. По истечении срока прошу считать меня распределенным либо в Туруханский край, либо в Якутскую область, либо куда-нибудь за границу на какую-либо невидную работу. Все эти вопросы просил бы Пленум разрешить в моем отсутствии и без объяснений с моей стороны, ибо считаю вредным для дела давать объяснения, кроме тех замечаний, которые уже даны в первом абзаце этого письма».