— Просто не хочу никого видеть. — Нахмурив носик, ответила девочка и, всхлипнув слегка, прижалась к мужчине, ткнувшись носом в белоснежный рукав его рубахи. — Дядюшка Филин, скажи, почему люди такие злые? — спросила вдруг она, отстранившись от мужчин и принявшись набирать в пучок траву, соорудила новую куклу.
— Не знаю! — пожал он плечами в ответ. — Видно, это в них заложено природой. Остается только пожалеть их.
— Понятно. — Глубоко вздохнула девочка, продолжая сооружать новую куклу, еще одну, даже не заметив, как мужчина, поднявшись на ноги, пошел к домику.
— Здравствуй, Мира. — Тихо произнёс мужчина, проскользнув в небольшое помещение сквозь приоткрытую дверь. — Я скучал по тебе. — Подошёл он вплотную к женщине и протянул ей букет из полевых цветов.
— Не похоже! — хмыкнула в ответ Мира, положив букет на стол, продолжая мелко резать свежую зелень одуванчика.
— Ива меня дядюшкой называет. Почему? Ты ей так и не сказала, что я её отец? — немного начиная злиться, проговорил Филин, словно заставляя своей интонацией Миру отвлечься от своих дел и обратить на него внимание, поговорить. — И поставь, наконец, цветы в воду, они же умирают!
— Она бы, может, назвала тебя отцом, если бы ты появлялся чуть чаще, чем пару раз в полгода! — более грубо ответила Мирослава, положив нож на стол и достав с верхней полки кувшин, налила в него воды из большой деревянной бочки, что стояла возле выхода, и, пересекая комнату, слегка задела мужчину плечом, опустила стебли цветов в воду, поставив кувшин на столе у окна. — Ты обещал, что не покинешь нас! Ты обещал, что будешь заботиться и защищать нашу дочь, а сам исчезаешь! Я не хочу больше так жить. Понимаешь! — громко говорила она, стараясь сдержать свой голос, что желал перерасти в крик. — Если мы не нужны тебе! Если ты не хочешь жить с нами как с семьёй, любящей тебя всем сердцем, то уходи насовсем и не морочь голову! Я не девочка уже, я стабильности хочу!
— Я понял! — глубоко вздохнул он и, сильно обняв женщину, закопался носом в её светлые кудри. — Я совсем забыл, что значит человечность, что значит любить, забывая себя. Прости меня, родная! — еле слышно говорил Филин, поглаживая её волосы, словно успокаивая. — Я прошу тебя, дай мне два дня. Всего лишь два дня, и я приду к вам навсегда. Я назову тебя женой и никогда. Слышишь?! Никогда больше не уйду!
— Если бы ты знал, как сильно я тебя люблю! — вздохнула она, успокоившись, обвила мужчину руками. — Но, если ты меня обманешь. Если ты не придёшь ко мне через два дня, то сделай одолжение, забудь ко мне дорогу! — А мужчина в ответ лишь улыбнулся слегка, крепче сдавив её в объятьях на прощанье и отстранившись слегка, обернулся большим филином. Расправив крылья, словно разминаясь, встрепыхнулся, немного распушив перья, и улетел.
Этим днем она не могла найти себе места, периодически бросая в сторону леса печальный взгляд. Второй день уже истек наполовину, а Филина все не было. Она вышла из дома, облокотившись плечом о ствол дерева, что держал навес над крыльцом, наблюдала за тем, как беззаботно играла в поле её дочь.
Наполнив воздух дорожной пылью, что тянулся шлейфом, поднимаясь выше и рассеиваясь над порослью полевой травы, возле её дома остановились лошади. — Эй, травница! Принеси-ка воды! — мужской твердый голос привлёк её внимание, и Мира, приподняв глаза на лошадей, принялась разглядывать их наездников.
— Мирослава? — удивленно произнёс второй и, спрыгнув с коня, подошел ближе к женщине. — Как ты изменилась! Похорошела! — говорил он, восхищаясь, а женщина просто смотрела на него, разглядывая богатые одежды. — Как прежде прекрасна!
— Я не понимаю, о чем вы говорите, мой князь. — Тихо проговорила Мира, опустив глаза и отстранившись от мужчины, вошла в дом и, зачерпнув металлической кружкой воды из большой бочки, развернулась, чтобы отдать её князю.
— Какая ты хитрая! — снова проговорил князь, войдя в дом следом за женщиной и прижавшись вплотную грудью к её спине, коснулся ладонью её щеки. — Заманила меня в дом. Такая соблазнительная у тебя, очень нежная кожа!
— Что Вы, князь?! — голос Миры задрожал тонкой струной, а по телу пробежал холодок, от которого всё тело свело, словно судорогой. — И в мыслях не было…
— Не надо строить из себя недотрогу! — князь продолжал настойчиво обнимать женщину и, развернув её к себе лицом, впился в пухлые губы, заставив её тело сильнее дрожать, отчего Мира, выронив кружку из рук, что с характерным звоном ударилась о деревянный пол, а вода разлилась по полу.
— Что Вы делаете, князь? Прекратите! — стараясь оттолкнуть от себя мужчину, громче проговорила женщина, сдерживая его руками на расстоянии, не позволяя ему снова впиться в её губы. — Не надо.