– Как давно ты вернулся? – спросила она.
– Пару месяцев назад, – признался Дэниел. – Рад, что мы вот так вот столкнулись. Вообще-то, я хотел спросить… – Вид у него стал застенчивым. – Наверное, мне стоило спросить об этом уже очень давно…
– Миссис Гундерсен? – Из-за торгового стеллажа появилась Мелоди Ларсон. Двухлетнюю дочь она пристроила у себя на бедре. – Угадайте, что? – Она схватила свободную руку Коллин и прижала ее ладонь к натянутой коже своего живота, провела вниз, пока Коллин не нащупала головку младенца. – Чувствуете? – Она широко улыбнулась. Мелоди только-только исполнилось двадцать три, но в уголках ее глаз уже залегли морщинки. – Сработало. Упражнения эти. – Она повернулась к Дэниелу. – Она заставила моего малыша сделать сальто, – объяснила она. – Спасла меня от кесарева.
Коллин ощутила, как лицо заливает краска.
– А этой вот она помогла родиться всего за четыре часа. – Мелоди Ларсон легонько подкинула дочку на руках. – В этот раз собираюсь рекорд побить – рожу за три.
– Я обязательно приду в среду, – пообещала Коллин, изо всех сил желая, чтобы Мелоди Ларсон ушла.
– Жду не дождусь, – проговорила та и поспешила по своим делам, оставив Коллин и Дэниела одних.
– Как долго ты работаешь акушеркой? – спросил Дэниел. Сама она себя так никогда бы не назвала.
– Я не акушерка. Я не училась этому и ничего такого. Я просто… Ну, ты понимаешь. Один раз кому-то помогаешь, и все уже об этом говорят. Ты знаешь, что у нас за город.
– Я думал, от крови тебе нехорошо, – поддразнил ее Дэниел, и она тут же словно вновь оказалась в кинотеатре Аркаты. Коллин покраснела еще сильнее.
– Я научилась с этим бороться.
Дэниел шумно выдохнул через нос.
– Хорошие были времена. – Несколько секунд он рассматривал содержимое ее корзинки. Затем их глаза встретились, и во взгляде Дэниела сверкнул игривый огонек, казавшийся почти неуместным среди выбеленной стерильности аптечных полок. – Ты ведь знаешь, что эти крендели совершенно безвкусные? – У Дэниела всегда была манера задавать вопросы так, что Коллин чувствовала себя очень важной – все его внимание было сосредоточено на ней! – и одновременно глупой.
– Неправда, – возразила она. – На вкус они как картон.
Дэниел рассмеялся. В животе у Коллин потеплело – так ей стало приятно, что у нее получилось его развеселить. – Моему мужу они нравятся, – добавила она.
– О, – Дэниел кивнул. Она была замужней женщиной. И ее крендели Дэниела никак не касались.
– Мам? – Карпик стоял в конце ряда стеллажей и наблюдал за ними, зажав в руке игрушечную машинку.
Коллин отступила на шаг назад. Дэниел откашлялся.
– Ты уже выбрал? – обратилась она к Карпику. – Дай-ка посмотреть.
Она протянула руку и взяла небесно-голубой пикап, почти такой же, как у Рича, только крошечный. Тут сумка соскользнула у нее с плеча и что-то со звоном запрыгало по полу.
Дэниел поднял упавшие серьги – небольшие капельки гранита, обрамленные золотом. Рич подарил их еще в больнице, словно одной только новой машины, ждущей снаружи, было недостаточно. Коллин сунула их в карман сумки, туда, где ей бы не пришлось на них смотреть.
– Красивые. – Дэниел поднял на нее взгляд. – Только вот тебе бы уши проколоть.
Она подставила руку, и Дэниел уронил серьги ей в ладонь.
– Спасибо. – Она взяла Карпика за ручку. – Удачи с исследованиями.
Дэниел отсалютовал ей старым, знакомым жестом. Когда-то это могло заставить сердце Коллин трепетать – теперь даже и думать об этом было смешно.
– Кто это был? – спросил Карпик, когда она выгружала покупки на кассе.
– Мальчик, с которым я когда-то ходила в школу, – ответила Коллин, понимая, что Дэниел все еще где-то неподалеку. Она надеялась, что кассир не слышала их разговор. Слухи в этом городе распространялись быстрее ветра. Бежали наперегонки с ручейками, капали в чашки вместе с водой из-под крана. Коллин пришлось пересчитать сдачу дважды – в первый раз она сбилась.