Она не знала как это будет и кому ей так хочется "показать", просто душившей обиде надо было куда-то отлиться. Рыдать на глазах у всех нельзя, вот и распирает болью грудь… Хотелось надеяться на то, что он не может вот так просто от неё отвернуться.
А поезд, равнодушно отстукивая колёсами приевшийся за дорогу мотив, мчал вперёд. Мимо проносились чужие, притихшие поля и бурлящие радостью победы и ожидания полустанки, чужая радость и чужая жизнь.
Война, война. Кто-то очень точно сказал: "Нет большей беды, чем её начало. И нет большего счастья чем её конец. И между этими концами четыре года. Четыре года человеческой жизни. Жизни городов, стран, земли, людей…"
В ночь с 8 на 9 мая началась стрельба по всем фронтам: из Москвы по радио было передано сообщение о капитуляции гитлеровцев. Стихийный салют из всех видов оружия гремел над Германией. Казалось — солнце светило особенно ярко. Народ бросался в объятия друг друга. Всюду во всю мощь играли оркестры. Люди пели песни и ходили, смеясь, толпами. Вроде бы сразу же мирно и очень весело стало. На всех немецких домах появились самодельные белые флаги. Это были какие-то необычные дни. Все добродушные, чуть- чуть задумчивые и немного хмельные. Он ехал и думал, какая пышная и красивая в этом году шумит весна. Цветут в маленьких палисадничках дивными цветами кустарники и цветы. Кружатся в свадебном белом наряде в танце сады. А по небу лёгкий ветерок гнал белые маленькие, словно души погибших солдат спешащих пронестись над Германией, облака. Подбежала женщина, сунула в окно ему букет, потом ещё. Он вдыхал аромат мирной счастливой жизни и думал о Юлии с Адусей, о сестре Хелене, которая жила с ними и наверняка поджидающих его у крыльца. Ужаснулся тому, что чуть бездумно не потерял семью. Нет, нет, лучше не вспоминать, ту дурь. Но в палисадничке сидела на раскладном стульчике одна Ада, возле её ног лежал внушительных размеров пёс. Подумал: — уже и сторожа мирной жизни завели. Пригрелся хвостатый. На крыльце с рукоделием посиживала Хелена. У дерева стоял новенький, никелированный велосипед, с фонарём на руле и звонком. Он просто горел на солнце. Значит, танкисты успели, доставили. Для Адуси старался. Пусть катается. Завидев машину отца, дочь вскочила и чуть не уронив красавец велосипед, побежала на встречу. Пёс, заливаясь лаем, за ней. Хелена тоже вскочила, но с улыбкой пропустила Аду вперёд. Не успел он выйти, как дочка, примяв цветы, прыгнула не нарушая ритуала ему на грудь.
— Папуленька, с Победой! Ты у нас молодец!
Первое что он сказал поцеловав дочь:
— Адуся, где мама?
Та погладив его грудь попыталась успокоить:
— Ей немного не здоровится. Она прилегла.
— Что с ней? — не дожидаясь ответа и сунув в руки дочери цветы, он второпях прижал к груди сестру и помчал в дом. Ада, сопровождаемая собакой, следом. Хелена, сдерживая пса рвущегося за Адой, осталась на крыльце.
В глаза бросился стакан воды на столике перед кроватью и пакетики с порошками. В комнате пахло лекарством. Юлия лежала на бочку, глаза были закрыты, по тому, как ровно вздымалась грудь, понял, что спит. Он взял её свешивающиеся пальчики и поднёс к губам. Обернулся к вошедшей следом дочери:
— Ада, что случилось?
Дочь смерила его таким удивлённым взглядом, мол, слабо догадаться.
— Нервы. Страшно переживала за тебя. Последние же бои. Пап, это всё и мы их добили?
— Всё, Адуся, всё. Я в дороге узнал. Сегодня 8 ого мая был подписан акт о полной, безоговорочной капитуляции немецко-фашистских вооружённых сил.
Ада прижалась к его рукаву щекой. Встав на цыпочки чмокнула в щёку.
— А я-то, думаю, с чего все палят не жалея патронов…
— Это изливается радость. Я вчера вечером возвращался в штаб, въезжаю в город и вдруг вспыхнули фонари на столбах, спереди, сзади и окна жаром горят. Я растерялся. Конец войне! Это мир, дочка! Ты иди, я с мамой побуду.
Я давно проснулась, почти сразу же, как только его дыхание обожгло мне щёку. "Жив, здоров и, слава богу!" Я знала, чувствовала, что он поедет туда, к "воробушку" раз поставлена точка в главном его деле. И если он с нами, значит, точка нарисовалась и там. Значит, небеса оказались ко мне благосклонны. Я ничего не собиралась выяснять по этому поводу у него, ему не доставит удовольствия, а мне так легче. Последние дни я извелась. Он догнал немцев до Берлина. Теперь он непременно должен разобраться и в своей каше. Казалось, нет повода для беспокойства, но жизнь любительница преподносить мне сюрпризы и всё развернуть в один миг не в мою пользу. Последние бои, страх потерять его и предстоящая их встреча с "воробушком" подкосили меня. Я ясно понимала, что эта девица напоминая про чувство его вины и моей неуверенности, вечно будет стоять между мной и им, мне не выиграть борьбу с собой. Я так устроена. Чтоб жить дальше мне нужна вера в него, уверенность в нём до конца жизни, его любовь… И вот сейчас увидев его на корточках перед кроватью, я страшно обрадовалась. Главное, что жив. Остальное второстепенное. Наблюдая за их разговором с дочкой, пыталась понять, что меня ждёт. Но он был обычным, ровным и спокойным. Адуся вышла и муж, коснувшись моих губ, прошептал: