И в запале он назвал такое количество золотых, какое вовсе не собирался.
Люди одобрительно зашептались, раздались возгласы, каждый обещал больше, чем могли бы потребовать от него в соответствии с чином, даже Элхадж Йомер торжественно объявил, что на днях его солдаты получат из столицы жалованье и что янычары пожертвуют на мечеть Шарахдар два кошелька серебра. Хотя и более сдержанно, имамы тоже пообещали дать деньги. Абди-эфенди вел записи, а паша кивком головы подозвал Давуда-агу и, хмурясь, отправил его из комнаты вместе с Фадилом-Беше. Когда шум стих, он поднял руку:
— Нужно посмотреть, в каком состоянии находится принадлежащее мечети недвижимое имущество, ни одного гроша нельзя давать на сторону! Потом мы и ее увидим — рожденную истиной и возвращенную истине, чистую с головы до ног. И потому — второе! Все вы знаете, что находится в ногах мечети Шарахдар. Творение варваров, бессмысленно огромное и бесстыдно дерзкое! Холм слишком тесен для него! И потому оно должно исчезнуть, дабы не пачкать грязью подножия мечети Шарахдар и не отвлекать взглядов правоверных! Таково повеление!
Повесив головы, собравшиеся принялись размышлять, что значат эти слова и как на них отвечать, поскольку, если б им и вправду что-то мешало, они узнали бы об этом раньше любого человека со стороны.
— Так мы его унаследовали, паша-эфенди, — наконец заговорил сухой старик. — Что было можно, мы вытащили и сожгли, а все остальное прочно крепится под скалой, это не то, что толкнешь, а оно рассыпается. И огонь его не берет.
— Ты сказал: унаследовали? — обрадованно воскликнул Юсеф-паша. — Но разве ты не слышал, что писано: аллах унаследовал землю и все, что над ней. Лишь он обладает полнотой знания! Ты сам сказал: из-под земли выходят строения варваров, из-под земли холма, как из могилы, а что находится под землей, под землей и останется! Мы закидаем все землею и каменьями!
Несколько человек осторожно переглянулись, как бы спрашивая, не ослышались ли они и всерьез ли этот человек, на встречу с которым они шли с такой боязнью, требует, чтобы они занялись этой пустой затеей. Но и за шутку принять его слова было нельзя: Юсеф-паша оглядывал присутствующих испытующим взглядом, плечо его нервно подергивалось.
— Все-таки наша собственность, — вздохнул сухой старик.
— Пророк учит, единственное, что нам принадлежит, это то, что ты съел или уничтожил, носишь или износил на спине, то, что ты дал как милостыню или потратил. Так знайте же! Камни те станут нашими только после того, как мы уничтожим их! Без этого они не наши! В поднебесье счастливой державы нашей, — паша поднял вверх палец, — нашим является лишь то, что уничтожено нашей ненавистью ко всему чужому или любовью к всевышнему. Недалеко простирается жизнь твоя, уважаемый, и не нашлось в груди твоей места для истин вероучения и мудрости власти нашей.
Старик сжался на своем месте, а Юсеф-паша добавил:
— Один мудрец предупреждал: «Никогда не воспевай чужие руины». Слушайте и вникайте!
И он прочитал им стих на том древнем языке, на котором он впервые прозвучал много столетий назад, лишь двое или трое имамов сумели понять его и довольно закивали, шепотом благословляя мудреца. Они были польщены собственным знанием и обрадовались не столько выраженной в стихе мысли, сколько случаю показать разницу между собой и собравшимися здесь неучами, а тем самым свою принадлежность к близким паше кругам. Остальным же показалось, что имамы одобряют замысел посланца из столицы, и если в начале они колебались и отнеслись к нему с недоверием, то теперь все смирились с его решением.
А Юсеф-паша боролся с соблазном объяснить этим людям, что, засыпав древние развалины, они разгладят концы священного знака, ниспосланного небесами и вселявшего в него веру в непоколебимую безошибочность его дела. Он чувствовал, что слова бессильны растолковать сей знак, если он остался незамеченным внутренним зрением, и поэтому сказал только:
— Вернем же холму то, что у него было отнято! Сотворим чудо, уважаемые! Пусть над останками воспарит к небу новая земля, наша земля, чистая и, чего раньше никогда не бывало, рукотворная! Слышите? Новая земля родится из наших благочестивых усилий! — Юсеф-паша повторил это еще раз, впервые за все утро чувствуя неподдельное волнение. Решение его было обдуманным, но только теперь, говоря о нем, он осознал, какое божественное вдохновение снизошло на него, когда в голове созрела мысль засыпать амфитеатр. Разве кто другой создавал новую землю? Праведная, воинственная и всесокрушающая любовь шестикрылым взмахом вознесла Юсефа-пашу к полям вседержителя, в висках запульсировало радостное возбуждение, вызванное волшебным полетом, который не дано было ни увидеть, ни испытать остальным. — Как ни мала будет эта земля, — продолжил он задушевно, — она соединит земли на краю холма в священный кулак. Не будет она ни продаваться, ни покупаться, оставаясь навечно собственностью мечети Шарахдар, а тот, кому мечеть отступит там место, должен будет платить ей за это. Священная земля! Поэтому вам предстоит согнать население на внеурочные работы, и где только есть телеги, послать сюда возить землю! На месте решим, что и как, а пока…