Я втолкнул Коллинсона в комнату, вошел за ним и закрыл дверь. Ключа в ней не было, и скважины не было, и каких. либо признаков замка. Коллинсон глазел на девушку, раскрыв рот, и лицо у него стало такое же бессмысленное, как у нее-разве только ужаса больше. Она прислонилась к спинке кровати и темными одурманенными глазами смотрела в никуда.
Я обнял ее одной рукой и усадил, а Коллинсону сказал:
- Соберите ее вещи. - Мне пришлось сказать это дважды, прежде чем он вышел из столбняка.
Коллинсон подал мне вещи, и я стал одевать ее. Он вцепился пальцами мне в плечо и запротестовал-таким тоном, будто я запустил лапу в церковную кружку.
- Нет! Нельзя же...
- Какого черта-сказал я, оттолкнув его руку. - Хотите-одевайте сами.
Коллинсон покрылся потом, сглотнул и забормотал:
- Нет, нет! Как я могу. - .-И, не закончив, отошел к окну.
- Она предупреждала меня, что вы идиот, - сказал я ему вдогонку и обнаружил, что надеваю на нее коричневую с золотом блузку задом наперед. Помощи от Габриэлы было как от манекена, но, по крайней мере, она не сопротивлялась.
К тому времени, когда я облачил ее в пальто и шляпу, Коллинсон отошел от окна и стал засыпать меня вопросами. Что с ней Не надо ли вызвать врача Не опасно ли вести ее на улицу А когда я поднялся, он забрал ее у меня и, поддерживая длинными сильными руками, залепетал:
- Габи, я Эрик. Ты меня узнаешь Скажи что-нибудь. Что с тобой, милая
- Накачалась наркотиком, больше ничего, - сказал я-. Вы ее сейчас не теребите. Отвезем сперва домой. Берем ее под руки... Идти она может. Если на кого-нибудь наткнемся, знайте себе идите, я сам разберусь. Пошли.
Никто нам не встретился. Мы добрались до лифта, спустились на первый этаж и вышли через вестибюль на улицу, не увидев ни души.
На углу в "Крайслере" нас ждал Мики.
- Ты свободен, - сказал я ему. И он ушел.
Габриэлу мы усадили между нами, и Коллинсон завел мотор. Когда мы проехали три квартала, он спросил:
- Вы уверены, что ее надо везти домой
Я ответил, что уверен. Он замолчал, а еще через пять кварталов повторил вопрос и добавил что-то насчет больницы.
- А может, в редакцию газеты-огрызнулся я.
Еще три квартала в молчании, и опять началось:
- Я знаю одного врача...
- У меня есть дело, - сказал я. - И у себя дома мисс Леггет в ее теперешнем виде будет мне в этом деле полезна. Поэтому она едет домой.
Он насупился и сердито напал на меня:
- Вы готовы ее унизить, опозорить, подвергнуть ее жизнь опасности ради какого-то...
- Ее жизнь в опасности не больше, чем моя и ваша. Просто она немного перебрала какой-то дряни. Сама перебрала.
Та, о ком шла речь, была жива и даже сидела с открытыми глазами, но от происходящего была так же далека, как если бы находилась в Финляндии.
Нам полагалось повернуть на следующем углу. Коллинсон, с отвердевшим лицом и устремленным вперед тяжелым взглядом, продолжал ехать прямо и довел скорость до семидесяти километров.
- На следующем углу поверните, - приказал я.
- Нет, - ответил он и не повернул. На спидометре было 80, и прохожие уже поворачивались нам вслед.
- Ну-сказал я, выпрастывая руку, прижатую к боку девушки.
- Мы едем по полуострову на юг, - твердо сказал он-. В таком состоянии она домой не вернется.
- Вон что. - .-проворчал я и быстро потянулся к приборному щитку. Он отбил мою руку и, держа руль левой, выставил правую, чтобы помешать, если я попытаюсь еще раз.
- Не надо, - предостерег он, увеличив скорость еще на десяток километров. - Вы знаете, что с нами будет, если вы...
Я обругал его, пространно, с досадой, от души. Он повернул ко мне лицо, полное праведного негодования-видимо, мои слова были не из тех, которые приличны в обществе дамы. И этого оказалось достаточно.
Голубой "седан" выскочил из поперечной улицы перед самым нашим носом. Коллинсон уже вернулся к своим водительским обязанностям и от столкновения уйти успел-только не успел сделать это аккуратно. От седана мы прошли сантиметрах в пяти, но нас занесло. Коллинсон сделал все, что мог, он попытался овладеть машиной, вывернул в сторону заноса, но в дело вмешался бордюрный камень. Высокий и твердый, он не пожелал посторониться. Мы налетели на него боком и опрокинулись как раз на фонарный столб. Столб переломился и грохнулся на тротуар. Открытый "Крайслер" выбросил нас. Из сломанного столба с шумом вырывался светильный газ.
Коллинсон с наполовину ободранным лицом пополз на карачках выключать зажигание. Я сел и поднял девушку: теперь она лежала у меня на груди. Правая рука и плечо у меня не действовали, онемели. Девушка всхлипывала, но никаких повреждений, кроме неглубокой царапины на щеке, я у нее не увидел. Амортизатором ей послужило мое тело. А о том, насколько хорошо оно послужило, свидетельствовала боль в груди, в животе, в спине и непослушная рука. Прохожие помогли нам подняться. Коллинсон стоял, обняв девушку, и умолял ее ответить, жива ли она, и так далее. Удар отчасти привел ее в чувство, и тем не менее она не понимала, в аварию мы попали или что. Я подошел, помог Коллинсону держать ее, хотя ни он, ни она в этой помощи не нуждались, и горячо обратился к разбухавшей толпе:
- Нам надо отвезти ее домой. Кто может...
Свои услуги предложил низенький толстяк в брюках гольф. Мы втроем забрались к нему на заднее сиденье, и я назвал адрес. Он заикнулся о больнице, но я сказал, что ей надо домой. Расстроенный Коллинсон даже не вмешивался. Через двадцать минут мы подъехали к дому Леггетов и извлекли девушку из машины. Я долго рассыпался в благодарностях, чтобы толстяк не вздумал проводить нас в дом.
6. БЕГЛЕЦ С ЧЕРТОВА ОСТРОВА
Дверь в дом Леггета, да и то после второго звонка, нам открыл Оуин Фицстивен. Никакой сонливости в его глазах не было: если жизнь казалась ему интересной, они всегда возбужденно поблескивали. Зная, какие события могут его заинтересовать, я понял-случилось что-то необычное.
- Где это вас так-спросил он, оглядывая нашу одежду, окровавленную физиономию Коллинсона и царапину на щеке Габриэлы.
- Автомобильная авария, - ответил я. - Ничего серьезного. А куда делись остальные
- Остальные, - сказал он с особым нажимом, - наверху в лаборатории. - И, обращаясь ко мне, добавил: - Отойдемка в сторону. 38 ъъ-| 0384-3-5 ПЛИЗ03-Ж 13 ОКТЯБРЯ ЪЪ||