Аптон разыскал вас в Сан-Франциско и пришел за деньгами к вам, а не к вашему мужу. Вы когда-то нанимали его, вас он и знал. Они с Раппертом проследили путь Леггета не до Мехико, а прямо до этого дома, и взяли бы вас за горло раньше, не упрячь их полиция в Синг-Синг за другие фокусы. Но только их выпустили, Аптон пришел сюда и открыл свои карты. Вы инсценировали ограбление, а на самом деле тайком от мужа передали бриллианты ему. Леггет считал, что бриллианты действительно украдены. В противном случае он-с его-то прошлым-вряд ли рискнул бы заявить в полицию.
Могу объяснить, почему вы ничего не сказали Леггету, почему старались скрыть, что шли по его следам от Чертова острова до самого Сан-Франциско. Все потому, что его подвиги в Южной Америке давали вам, в случае необходимости, дополнительную власть над ним. Вот вам и не хотелось, чтобы он знал, что вы знаете о Лабо, Хауарте и Эдже. Разве не так
Возможности вставить в ответ хоть слово я ей не дал, зато дал полную волю своим голосовым связкам:
- Приехав сюда, Рапперт, видимо, встретился с вами, и вы подговорили его убить Аптона, тем более что ему самому не терпелось свести с другом счеты. А возможно, Рапперт появился у вас уже после убийства, и вы, решив избавиться сразу и от него, на кухне всадили ему нож в спину. Про девушку в кладовке вы не знали, зато прекрасно знали, что эту кашу вам не расхлебать. Убийство вряд ли скроешь. Дом уже под наблюдением. Так что оставалось одно. Вы пошли к мужу, рассказали ему все-или сколько сочли необходимым-и заставили взять ваши грехи на себя. Затем прямо у стола спустили курок.
Он выгородил вас. Всегда выгораживал. - Мой голос гремел теперь во всю мощь. - Это вы убили свою сестру Лили, его первую жену, а Леггета просто подставили вместо себя. Вы сами увезли его в Лондон. С убийцей сестры вы бы никуда не поехали. Это вы его выследили и, приехав сюда, в Сан-Франциско, заставили на себе жениться. Это вы решили, что он женат не на той сестре, на какой нужно, и сами ее убили.
- Она убила, она. - .-закричала Габриэла Леггет, пытаясь вскочить со стула, но Коллинсон ее удержал. - Она...
Миссис Леггет выпрямилась во весь рост и улыбнулась, обнажив крепкие, тесно посаженные зубы желтоватого оттенка. Потом сделала два шага к середине комнаты, одну руку уперев в бок, другую свободно свесив. Безмятежная, по определению Фицстивена, хозяйка дома и прозрачная душа внезапно исчезла. Теперь пухлое лицо и гладкие формы этой начинающей стареть блондинки не вызывали представления о спокойной, хорошо обеспеченной жизни: под жирком угадывались крепкие, пружинистые мускулы, словно у притаившейся под деревьями кошки.
Я взял со стола пистолет и сунул в карман.
- Желаете знать, кто убил сестру-вкрадчиво спросила она, глядя на меня. Зубы у нее постукивали, глаза горели, рот растягивала улыбка. - Вон она, наша наркоманка Габриэла. Она убила мать. Ее Морис и выгораживал.
Девушка что-то выкрикнула.
- Чепуха, - сказал я. - Она была совсем маленькая.
- Не чепуха. Ей было пять. Она играла с пистолетом. вытащила его, пока мать спала, из ящика шифоньера. Пистолет выстрелил, и Лили не стало. Несчастный случай, конечно, но Морис, нежная душа, не хотел, чтобы девочка подрастала с мыслью о своей вине. К тому же его все равно признали бы виновным. Кое-кто знал, что мы с ним близки, что он спит и видит, как бы избавиться от жены. Да и во время выстрела он оказался у дверей спальни. Но все это его не пугало, главное-уберечь девочку от травмы, чтобы память об убийстве, пусть и случайном, не исковеркала ей жизнь.
Особенно тошнотворным было то, что она говорила с милой улыбкой, изящно изгибая губы и осторожно, даже тщательно подбирая слова.
- С самого рождения, - продолжала миссис Леггет, еще до того, как она пристрастилась к наркотикам, Габриэла была, скажем так-умственно не очень развитой, и к приходу лондонской полиции нам удалось вытравить из нее память об убийстве. Я говорю чистую правду. Это она убила мать, а Морис, по вашему выражению, лишь взял грех на себя.
- Что ж, правдоподобно, - согласился я, - но не очень последовательно. Может быть, сам Леггет и поверил вам, но я сомневаюсь. Просто вы хотите отомстить падчерице за то, что она рассказала об убийстве Рапперта.
Алиса оскалилась, лицо у нее побелело, зрачки расширились. Она было сделала ко мне шаг, но тут же взяла себя в руки, хохотнула, и огонь в ее глазах погас-скорее, не погас, а затаился где-то внутри. Подбоченившись, она беззаботно, даже кокетливо улыбнулась мне, хотя и в улыбке, и в глазах, и в голосе проскальзывала бешеная ненависть.
- Отомстить Тогда уж придется сказать все. Врать мне, как вы сейчас поймете, незачем. Я сама подстроила убийство Лили. Ясно Я научила девочку, что делать, натаскала ее, натренировала, все тщательно отрепетировала. Ясно Мы ведь с Лили были сестрами, настоящими сестрами и... страшно ненавидели друг друга. Морис был близок с нами обеими-в буквальном смысле, - хотя жениться ни на одной не собирался. Зачем ему Но мы жили бедно, а он-нет, поэтому-то Лили и хотела женить его на себе. А раз хотела она, хотела и я-ведь мы были настоящими сестрами. Только Лили первой удалось заманить его в ловушку. Звучит грубовато, зато точно. Габриэла родилась месяцев через шесть. семь после свадьбы. Ну и счастливая получилась у нас семейка Я жила вместе с ними, мы ведь были не разлей вода, и с самого раннего возраста Габриэла любила меня крепче, чем мать. Тут уж я постаралась: чего только тетушка Алиса не сделала бы для своей дорогой племянницы. Привязанность девочки выводила Лили из себя, но не потому, что она сама так уж сильно любила дочь-просто мы были сестрами, и чего хотела одна, хотела другая, причем без всякой дележки. Не успела Габи появиться на свет, а я уже решила, что и как сделаю, и через пять лет привела замысел в исполнение. В верхнем, замкнутом на ключ ящике шифоньера хранился маленький пистолет Мориса. Я открывала ящик, разряжала пистолет и учила Габи эдакой занятной игре. Растянувшись на кровати сестры, я притворялась, что сплю. Девочка подставляла к шифоньеру стул, вытаскивала пистолет, подкрадывалась и, приставив дуло к моей голове, спускала курок. Если она подкрадывалась без шума и как надо держала оружие в ручонках, я давала ей конфету, а заодно предупреждала, чтобы она никому не проболталась, особенно маме-ведь мы хотим преподнести ей сюрприз, удивить ее. Вот и удивили, когда сестра как-то днем легла вздремнуть, приняв от головной боли таблетку аспирина. На этот раз, открыв шифоньер, я не стала разряжать пистолет. Затем разрешила девочке поиграть в эту игру с мамой, а сама спустилась к знакомым на этаж ниже. Никто не заподозрил бы теперь, что я повинна в трагической кончине любимой сестрички. Мориса, я знала, в середине дня дома не будет. Услышав выстрел, мы с соседями кинулись бы наверх и обнаружили, что, играя пистолетом, Габриэла нечаянно застрелила мать. Девочки я не боялась. Умишко у нее был слабенький, к тому же она мне доверяла, любила меня, а во время официального расследования я бы взяла ее на руки и уж как-нибудь, да проследила, чтобы она не проговорилась о моей роли в этой... затее. Но Морис чуть все не испортил. Неожиданно вернувшись домой, он оказался у дверей спальни как раз в тот момент, когда девочка спустила курок. Еще полсекунды, и он бы успел спасти жену. Нам, конечно, не повезло-Мориса посадили, зато ему и в голову никогда не приходило подозревать меня. А его желание сделать все, чтобы девочка забыла о несчастье, избавило меня от нервотрепки и дальнейших забот. Да, я действительно выследила его после побега с Чертова острова, и, когда Аптон раздобыл его адрес, приехала к нему в Сан. Франциско. Я действительно женила его на себе, убедив, что только так мы сможем наладить исковерканную жизнь. Тут мне многое сыграло на руку: и моя явная преданность их семье, и необходимость держать правду в тайне от Габриэлы, ее любовь ко мне и ненависть к Морису, которую я осторожно и искусно разжигала, вроде бы неуклюже уговаривая девочку простить отцу убийство. В тот день, когда он женился на Лили, я поклялась, что отниму его. И отняла. Надеюсь, моя дорогая сестричка знает в аду про это.