- Местный имам, - пояснил Карл. - Вы должны знать, профессор, что он был очень недружелюбен...
- Не нужно, - оборвал летописца Эмерсон. - Молчите и не путайтесь под ногами.
Он спешился, пересек площадку и остановился напротив имама. Несколько секунд длилось безмолвное противоборство взглядов. Признаюсь, редко мне доводилось видеть двух таких эффектных мужчин. Оба, казалось, переступили границы индивидуальности и превратились в символы противоположных миров отжившего свое и устремленного вперед.
Однако я что-то отвлеклась.
Имам медленно, торжественно поднял руку. Плотно сжатые губы в обрамлении черных завитков приоткрылись.
Но тут инициативу перехватил Эмерсон.
- Сабахкум билкхейр, святейший, - прогрохотал он. - Ты пришел благословить нашу работу? Мархаба - добро пожаловать!
Эмерсон утверждает, что все религиозные вожди в душе лицедеи. Насчет всех - не знаю, но этот имам и впрямь оказался артистом высокого класса. Вознесенный по воле Эмерсона на сцену, он притушил яростный блеск глаз и без запинки, с достоинством ответил:
- Не благословить пришел я, но предупредить. Осмелишься ли ты навлечь на себя гнев и проклятие Всевышнего? Осмелишься ли осквернить жилища усопших?
- Я здесь, чтобы спасти усопших, - раздался спокойный голос Эмерсона. Сотни лет жители Гурнеха грабили склепы и усеивали здешние пески многострадальными останками великих правителей Египта. Что же касается проклятия - мне не страшны ифриты, демоны и прочая нечисть, потому что Господь, единый для наших с тобой народов, обещал всем защиту от сил зла! Да благословит он эту гробницу и наш труд! Аллах акбар! Ла плаха илла лах! Сорвав с головы шляпу, Эмерсон повернулся в сторону Мекки и приложил руки к лицу, как и предписывает религия Магомета.
Ей-богу, я едва удержалась от восхищенного "браво"! Толпа загудела изумленно и одобрительно. Благочестивую позу Эмерсон выдержал ровно столько, сколько нужно, чем и подтвердил свое актерское искусство. Затем нахлобучил шляпу на место и, коротко бросив потерявшему дар речи противнику:
- Прошу простить, святейший, мне пора браться за работу, - деловито зашагал ко входу в гробницу.
Поражение имам принял с бесстрастным величием, как и положено человеку его ранга. Молча развернулся и понес себя прочь (иначе не скажешь, читатель!), не удостоив взглядом свою немногочисленную свиту. Большинство зрителей остались на площадке - полагаю, в тайной надежде воочию увидеть громы и молнии, которые обрушатся на головы осквернителей могил.
Я двинулась было вслед за мужем, как вдруг в поредевшей толпе обнаружила знакомую личность.
Неудивительно, что эта самая личность до сих пор сохраняла инкогнито, огненно-рыжая шевелюра спряталась под объемистым кепи, а козырек размером с сервировочный столик прикрывал половину веснушек. Мистер О'Коннелл резво строчил в репортерском блокноте. Почувствовав мой взгляд, он оторвался от своего занятия и галантно приподнял нелепый головной убор.
- С добрым утречком вас, миссис Эмерсон! Как настроение? Ночка выдалась не из самых спокойных.
- А вы откуда знаете? И вообще - какого... Я хотела сказать - что вы здесь делаете?!
- То есть? Открытие гробницы - событие для общественности немаловажное. Вашему мужу обеспечено место на первой полосе. О! Что за актер!
На мой первый вопрос мистер Проныра не ответил. Впрочем, и так ясно, что у него есть откуда черпать сведения о жизни в Баскервиль-холле. Кто же станет открывать свой источник информации? Ну а насчет гробницы О'Коннелл, к сожалению, попал в точку. Одно дело - не пускать его внутрь, уж об этом мы бы позаботились. Но он имел полное право торчать на площадке хоть до скончания века. Пока я испепеляла репортера взглядом, лихорадочно выискивая подходящий ответ, нахальный ирландец невесть откуда извлек складной стул, раскрыл, уселся, пристроил поудобнее блокнот с карандашом и выжидающе воззрился на меня.
Вот когда я прониклась сочувствием к имаму! Меня точно так же оставили с носом. Зато хоть было с кого брать пример. Словом, развернулась я молча и унесла свою особу прочь. Клянусь, сам святейший не смог бы сыграть эту сцену с большим достоинством и величием.
Эмерсон уже открыл решетку и о чем-то расспрашивал охранников. Место не внушающего доверия Хабиба с приятелем заняли двое незнакомых мне людей. А Эмерсон, между прочим, ни словом не обмолвился о том, что сменил стражу. Возмутительно!
- У нас новые сторожа? - невинно поинтересовалась я.
- За кого ты меня принимаешь? Я что, похож на идиота? Это же элементарная предосторожность. И боюсь, недостаточная. После расчистки завала нам тоже придется ночами дежурить здесь по очереди. Когда мадам Авиценна соблаговолит сменить Милвертону постельный режим на рабочий, нас будет трое.
- Четверо! - заявила "мадам Авиценна", воинственно стискивая рукоять зонта.
Поначалу в наших войсках не обошлось без брожения. Рабочие не слишком обрадовались, узнав, что им придется таскать корзины с мусором. Как правило, для этой цели нанимали ребятишек из соседних деревень, но Эмерсон твердо решил к гурнехцам за помощью не обращаться. Убедятся, что мстительный фараон сменил гнев на милость, - сами придут. Хорошо бы. Блуждающие по округе призраки могли превратить наши радужные надежды в пыль. Отловить бы этого невидимку Армадейла...
Эмерсон не стал тратить время и силы на увещевания, и правильно сделал. Как только они с Карлом самолично приступили к расчистке завала, все жалобы и недовольное нытье стихли. А когда я подняла первую корзину и потащила ее к выходу, Абдулла в ужасе бросился на помощь.
- Да ты что, Абдулла?! Забыл, как я работаю? Мусор - это пустяки. Мне еще и не так доставалось, сам знаешь.
Гигант улыбнулся.
- Может, Абдулла кое-что и забыл, зато помнит нрав Ситт-Хаким. Абдулла не такой смелый, чтобы встать на пути Ситт-Хаким.
- А такой смельчак еще и не родился!
Удивительный все же народ эти египтяне. Как тонко они умеют польстить! Хотя в данном случае Абдулла всего лишь сообщил бесспорный факт.
Однако корзина не на шутку оттягивала руки... Поскольку именно мне выпала честь мусорщика-первопроходца, я обратилась к начальнику экспедиции: