Выпустив пар, Эмерсон способен мыслить разумно.
– Пронеслась, говоришь? – хмыкнул он. – Боюсь тебя разочаровать, Амелия, но к мадам Беренжери этот глагол никак не применишь.
– Издержки перевода. Арабский так поэтичен, вот я и постаралась... Помоги-ка застегнуть. Неудобно заставлять леди Баскервиль ждать.
Откровенно говоря, я рассчитывала, что леди нас еще не скоро дождется. Процедура застегивания длинного ряда пуговиц обычно приводит моего мужа в более... дружественное расположение духа. Надежды не оправдались. Послушно исполнив просьбу, Эмерсон отвернулся и занялся вторым ботинком. Признаюсь – раз уж обещала быть с вами до конца откровенной, читатель, – что такой необычный поворот дела меня немного обескуражил.
Вне себя от возмущения, леди Баскервиль вышагивала взад-вперед по гостиной. Я, конечно, попыталась пролить бальзам на раненую гордость хозяйки:
– Надеюсь, мы не слишком поздно, леди Баскервиль? Вы же понимаете, после напряженного рабочего дня привести себя в порядок просто необходимо!
В награду за вежливость я получила лишь злобный взгляд мадам. Зато моему мужу была адресована пленительная улыбка.
Кроме нас, в гостиную были вызваны и Милвертон с Карлом. Немец, вынужденный подчиняться капризам леди Баскервиль, переодеться не успел. Его пыльный рабочий костюм выглядел еще более непрезентабельно в сравнении с безукоризненной элегантностью наряда Вандергельта. Американец разоделся как для визита к королевской особе – снежно-белый костюм из дорогого полотна и бриллиант величиной с вишню на шелковом шейном платке.
– А это снова я! – радостно возвестил он, склоняясь к моей руке. – Надеюсь, вам еще не наскучило лицезреть мою старческую, летами и невзгодами потрепанную физиономию, миссис Эмерсон?
– Нисколько.
– Как это великодушно с вашей стороны! А я ведь пытаюсь выклянчить у леди Баскервиль приглашение! По-вашему, есть у меня надежда? Согласится ли она предоставить кров несчастному бездомному янки?
Глаза его искрились смехом, лицо забавно сморщилось, но у меня сразу зародилось подозрение, что под обманчиво шутливой маской таится что-то очень серьезное.
А почему бы, собственно, и не убедиться в том? Не мешкая, я выпалила:
– Под вашей обманчиво шутливой маской таится что-то очень серьезное!
– Фантастика!!! Фантастика!!! – Мистер Вандергельт и сам стал похож на восклицательный знак. – Вы правы на все сто процентов! Как всегда! Друзья мои, положение с каждым днем ухудшается! Луксор гудит как потревоженный улей! Сегодня после обеда, когда мадам Беренжери отдыхала, кто-то проник к ней в спальню и похитил все драгоценности.
– Потеря невелика, – буркнула леди Баскервиль.
– Возможно, но представьте себе состояние бедной мадам Беренжери! Она проснулась и обнаружила, что в комнате все перевернуто вверх дном! Милой мисс Мэри придется нелегко... Вы бы слышали, как мадам Беренжери поносила неблагодарных дочерей, которые бросают своих родителей в самый тяжелый час... ну и так далее. – Вандергельт даже вспотел от переживаний. Промокнув платком испарину на лбу, закончил: – В Египте кражи не редкость, сам знаю, друзья мои. Но чтобы вор залез в комнату средь бела дня... убейте, такого случая не припомню. Подобная наглость лишний раз доказывает, что народ настроен против иностранцев, особенно тех, кто связан с раскопками. Я прошу разрешения перебраться в Баскервиль-холл, чтобы при необходимости защитить наших дам. Вот, собственно, и все.
Эмерсон презрительно фыркнул.
– Вздор! При необходимости,Вандергельт, я и сам смогу защитить не только Амелию с леди Баскервиль, но и еще несколько дюжин беспомощных дам.
Нет, каково! От возмущения я чуть не лишилась дара речи. Кощунственный мужской поклеп получил бы достойный отпор, если бы Эмерсон позволил мне вставить хоть одно слово. Но он, оказывается, еще не все сказал.
– Проклятье! Ну и насочиняли вы, Вандергельт! Нас здесь трое крепких и относительно здоровых мужчин! Я уж не говорю о своих рабочих, на которых всегда можно положиться.
– Согласен с профессором я, – на свой велеречивый манер заговорил Карл. – Сумеем дам защитить мы; никакая опасность не грозит им со мной!
Мистер Милвертон пробормотал что-то невнятно-утвердительное. Ни тон, ни бледное от тревоги лицо молодого англичанина не вселяли надежды, зато от благородного облика Карла, ей-богу, затрепетало бы сердечко любой беспомощной дамы из тех самых пресловутых нескольких дюжин. Немец выпрямился во весь свой не слишком солидный рост и добавил, торжественно шевеля усами:
– Леди и джентльмены! Мисс Мэри если бы только с нами была! Несправедливым считаю я бросать одну ее с немощной и очень... очень... оригинальной muter!
– Тогда нужно будет пригласить и мадам Беренжери, – вставил Вандергельт.
В гостиной повисло молчание. По-моему, от такой перспективы у всех разом отнялся язык. Карл вышел из комы первым:
– Что ж... Если выхода другого нет...
– Не-ет! – эхом раздался визг леди Баскервиль. – И речи быть не может! Я не вынесу присутствия этой ужасной женщины. Вас же, Сайрус, всегда рада видеть. Если настаиваете – добро пожаловать в Баскервиль-холл. Я, правда, согласна с Рэдклиффом – особой необходимости нет...
– Вот погодите, узнают в городе о женщине в белом, – буркнула я.
Леди Баскервиль подпрыгнула в кресле и обожгла меня ненавидящим взглядом.
– Вы что же... – Она помолчала, точно собираясь с мыслями, и закончила абсолютно бесстрастным тоном: – Вы расспрашивали мою безмозглую Атию?
Этот вариант явно отличался от первоначального. Интересно, что же такое загадочное чуть не сорвалось с прелестных губ вдовушки?
– Она сама рассказала, что прошлой ночью, приблизительно в тот час, когда погиб Хасан, видела женскую фигуру в длинном белом платье. Почудилось, наверное.
– "Наверное"! Навврняка! -презрительно скривилась мадам. – У этой идиотки на уме одни призраки.
– Даже если и почудилось... – Вандергельт покачал головой. – Плохо, друзья, ой плохо! Ифриты, призраки и дамы в белом вам сейчас совсем ни к чему.
– Глупости! – огрызнулась леди Баскервиль, неожиданно резко поднялась с кресла и прошла к окну.
На Египет уже спустилась тихая южная ночь; ветерок играл с занавесками и наполнял комнату сладким жасминовым ароматом. Одной рукой придерживая легкую штору, леди Баскервиль вглядывалась в темноту. Что уж говорить о мужчинах, если даже я невольно залюбовалась ее стройной фигурой в черных шелках и королевской посадкой головы с венцом блестящих тяжелых волос.
В гостиной тем временем возобновилась беседа. Теперь, когда разрешение хозяйки дома было у Вандергельта в кармане, Эмерсон был вынужден пойти на попятную – иными словами, наговорил американцу массу грубостей. Тот добродушно посмеивался, однако нет-нет да и подбрасывал дров в огонь недовольства профессора.
Эта дружеская пикировка была прервана пронзительным криком. Мадам отпрыгнула назад, завопила, но поздно. В распахнутое окно влетел какой-то темный предмет, со скоростью пули просвистел через всю комнату и угодил в кофейный столик. Леди Баскервиль лишилась еще одной китайской вазы. Бог бы с ней, с вазой! Пущенный враждебной рукой снаряд на своем пути сразил куда более ценную мишень. Мой дорогой Эмерсон вдруг схватился за голову, коротко и до неприличия хлестко выругался...
И рухнул навзничь!
Со столов и полок посыпались статуэтки, вазочки и прочие безделицы, так что падение колосса (уж простите мне поэтическое сравнение) прошло под экстравагантный аккомпанемент дорогого хрусталя и фарфора.
Все мы в едином порыве бросились к Эмерсону, и только леди Баскервиль так и окаменела у окна на манер жены библейского Лота. Я упала на колени рядом с мужем и уже протянула руки, чтобы прижать его к своему любящему сердцу, как Эмерсон вдруг подался вперед и рывком сел, не отнимая ладони от виска. Из-под окровавленных пальцев по загорелой щеке поползли густо-малиновые струйки.