"Кровь на поверку оказалась краской, но ситуация от этого не прояснилась. Смерть сэра Генри оставалась загадкой, тем более что в ответ на вопрос о причинах скоропостижной кончины эскулапы лишь разводили руками.
Вообще-то случаи внезапной смерти внешне абсолютно здоровых людей – не такая уж редкость. И что бы ни сочиняли авторы приключенческих романов, далеко не всегда люди умирают от подсыпанного тайком мышьяка или какого-нибудь экзотического яда. Случись несчастье с сэром Генри в родовом поместье Баскервилей, ученые мужи глубокомысленно покачали бы головами, поглаживая окладистые бороды, выдали что-нибудь медико-заумно-тарабарское – и дело с концом.
Впрочем, даже столь таинственные обстоятельства не помешали бы сенсации тихо почить естественной смертью (по примеру сэра Генри, если верить медикам). Уверена, так бы оно и случилось, если бы не вмешалась судьба в лице репортера из одной малопочтенной бульварной газетенки. Этот проныра очень некстати вспомнил пресловутое «проклятие фараона», чем сильно замутил улегшиеся было страсти. «Таймс» отозвалась заметкой, достойной этой уважаемой газеты, но вот остальные издания пустились во все тяжкие. Их страницы пестрели всяческими «зловещими духами», «шифрованными древними заклятиями», «сатанинскими ритуалами». Литературный шабаш продолжался два дня, и тут на смену одной сенсации пришла другая. Пропал мистер Алан Армадейл, правая рука сэра Генри! «Исчез с лица земли», -выспренне сообщила скандальная «Дейли йелл».
Когда события достигли этой стадии, я уже не могла дождаться возвращения Эмерсона и каждый вечер буквально рвала газеты из его рук. Само собой, россказни о проклятиях фараонов и загробных мстителях я немедленно отмела как идиотские, а едва обнаружилась пропажа юного Армадейла, меня осенило.
– Армадейл – вот кто убийца! – заявила я Эмерсону, который в тот момент гарцевал на четвереньках, изображая чистокровного скакуна под жокеем по прозвищу Рамзес.
Эмерсон всхрапнул и забил копытом – малолетний наездник от души пришпорил «лошадку».
– Какого черта ты рассуждаешь об убийстве, – отдышавшись, рявкнул лучший из супругов, – да еще в таком самоуверенном тоне?! При чем тут вообще убийство? У Баскервиля сердце отказало; слабак был тот еще. Ну а Армадейл наверняка заливает горе в местном кабаке. Парень потерял работу, а кому он нужен в конце сезона?
Эту чушь я оставила без ответа. Правда была на моей стороне, и время непременно расставило бы все по своим местам. А до тех пор... какой смысл зря тратить силы в спорах с Эмерсоном, упрямее которого в целом свете не найти?
На следующей неделе сюрпризы продолжались. Джентльмен, присутствовавший на церемонии открытия гробницы, подхватил жесточайшую лихорадку и сгорел в одночасье. Один из рабочих экспедиции свалился с лесов и сломал шею.
"Проклятие в действии!!! -заходилась «Дейли йелл». – Кто следующий?!!"
После трагической кончины рабочего, упавшего с лесов (где он, кстати сказать, пытался вырезать из стены кусок орнамента, дабы втихомолку продать подпольным торговцам древностями), его коллеги наотрез отказались приближаться к «проклятой гробнице». Со смертью сэра Генри раскопки приостановились; теперь же возобновить их казалось и вовсе делом нереальным.
Вот такая, любезный читатель, сложилась ситуация ко дню катастрофического чаепития с леди Кэррингтон. В предыдущие дни шумиха вокруг лорда Баскервиля немного поутихла, хотя «Дейли йелл» из кожи вон лезла, пытаясь раздуть мировой пожар и приписывая любую разбитую в Луксоре коленку действию проклятия. О злополучном (или же виновном!) Армадейле не было ни слуху ни духу; сэр Генри навечно успокоился в родовом склепе Баскервилей; усыпальница фараона была по-прежнему закрыта и опечатана.
Признаюсь, переживала я в основном за усыпальницу. Засовы и печати – это, конечно, хорошо, но для местных воришек преграда слабая. По профессиональной гордости мастеров грабительского дела из Гурнеха был нанесен сокрушительный удар. Джентльмены эти считали, и не без основания, что со своими могилами способны разобраться получше чужестранцев. Я говорю – не без основания, поскольку подпольная торговля древностями и впрямь поставлена в Египте на широкую ногу и на высшем уровне. То ли у аборигенов этот талант в крови, то ли веками процветающая контрабанда отточила их мастерство – судить не берусь.
Словом, пока Эмерсон с Рамзесом вели диспут по проблемам зоологии, а за окнами сыпал ледяной дождь вперемешку со снегом, я углубилась в газету. С началом «дела Баскервиля» у Эмерсона вошло в привычку покупать не только «Таймс», но и «Дейли йелл». Якобы нет более занимательного способа постичь человеческую натуру, чем сравнение диаметрально противоположных литературных стилей. Ха! Отговорки чистейшей воды. Все гораздо проще: скандальная «Йелл» – чтиво, конечно, низкого пошиба, зато какое захватывающее! Особенно в сравнении с респектабельной, а потому временами Жутко занудной «Таймс». Кстати, судя по заломам на странице, тем, вечером я была не первой, открывшей именно «Йелл». «Дело Баскервиля» нашло продолжение в статье под заголовком «Леди Баскервиль дает клятву завершить раскопки».
Автор статьи («наш корреспондент в Луксоре») в возвышенных тонах и с массой слащавых определений описывал юную вдовушку: "Легкая дрожьее прелестных, напоминающих лук Купидона, губ выдавала искренность чувств"; «На тонком, матово-бледном лице лежала печать безутешного горя»~
–Тьфу! – не выдержала я, пробежав глазами несколько абзацев этой галиматьи. – Ну и бред. Эмерсон, как тебе нравится эта леди Баскервиль? На мой взгляд – беспросветная идиотка. Нет, ты только послушай! «Я хочу посвятить жизнь великой цели, к которой шел мой безмерно любимый и так рано покинувший меня супруг. Не вижу более достойного способа увековечить его нетленную память».С ума сойти! «Безмерно любимый»! «Нетленную память»!
Ответа я не дождалась. Эмерсон зарылся носом в огромную иллюстрированную «Энциклопедию животных», выискивая доказательства того, что найденная кость никак не может принадлежать зебре. (К этому моменту Рамзес переключился с жирафы на менее экзотическое животное.) К сожалению, скелет зебры мало чем отличается от лошадиного, и найденный в энциклопедии рисунок бедренной кости зебры оказался катастрофически похож на трофей Рамзеса. Юный зоолог хихикнул и ткнул пальцем в страницу.
– Ага, папочка! Ну, и кто плав? Сказал – зебла, значит, зебла!
– Пирожное хочешь? – увильнул от ответственности Эмерсон.
– А Армадейла-то никак не найдут! – Я подсыпала соли на свежую рану Эмерсона. – Говорила же, он убийца.
– Чушь! – отрезал Эмерсон. – Не было никакого убийства. Объявится твой Армадейл, куда ему деваться.
– Только не говори, что он на две недели застрял в кабаке.
– Подумаешь, две недели. Молодой, здоровый парень. Да он и два месяца выдержит.
– Если бы с Армадейлом что-нибудь случилось, его бы уже нашли. Или то, что от него осталось. Фивы прочесали...
– Западный район прочесать невозможно! – ощетинился Эмерсон. – Сама не знаешь, что ли? Там же сплошь скалы, тысячи пещер и расселин.
– Значит, по-твоему, Армадейл где-то в горах?
– Именно. Случись с ним какая-нибудь трагедия сразу после смерти Баскервиля, это было бы уже чересчур. Газеты подняли бы новую бучу. «Проклятие фараона» и все такое... Но в жизни всякое бывает. Может, и Армадейл попал в переделку.
– Да он уже где-нибудь в Алжире!
– В... Алжире? Бог ты мой! С какой стати?
– В Иностранный легион подался – вот с какой! Говорят, убийцы и преступные типы, которые надеются скрыться от правосудия, там кишмя кишат.
Эмерсон поднялся с пола. Я с удовлетворением отметила, что меланхолия из его глаз исчезла и они теперь извергали яростный огонь. Отметила я и еще кое-что: четыре года относительного бездействия не лишили его ни мощи, ни энергии. В предвкушении вечерних игр с сыном Эмерсон снял пиджак, избавился от стоячего воротника и теперь был похож на ту взъерошенно-неухоженную личность, которая покорила мое сердце. Время до ужина еще есть, прикинула я. Что, если и впрямь подняться в спальню... вместе...