Эмили как-то собиралась поговорить с ним об этом, но ее отговорила Джейн. Пока Дафна не делает ничего дурного, только болтает и смеется больше, чем следует, а это не повредит Сьюзен.
– Дафна, скорее всего, появится в столовой, мы не рассчитываем на ее общество в столь ранний час, – ответила за всех Эмили.
– Леди Гренвилл, я полагаю, миссис Пейтон права в своем желании восстановить силы, затраченные ею на танцы, – засмеялся доктор Вуд, но прищуренные глаза выдавали его озабоченность. – И вам я бы посоветовал следовать ее примеру.
– Оставим это, дорогой друг, вы знаете, сон покидает меня слишком рано, и я никогда не могу удержать его. – Эмили поднялась, опираясь рукой о подлокотник скамьи. – Идемте в столовую, леди Пламсбери не понравится, если мы опоздаем.
Доктор галантно предложил ей руку, непоседливая Сьюзен ринулась вперед, увлекая за собой Джейн. Эмили же не сомневалась, что доктор Вуд воспользуется моментом и будет читать ей наставления относительно пользы хорошего сна, даже если дать его ей способна лишь порция снотворного. Молодая женщина почти никогда не прибегала к этому средству, ей вполне хватало тех недолгих часов, что она проводила в постели, и предпочитала поговорить о чем-нибудь другом, хотя и знала, что доктор Вуд желает ей только добра.
Сегодня он, к счастью, заговорил о другом. Похвалил бал, восхитился бриллиантовым гарнитуром, полученным Эмили в подарок от супруга, посетовал, что не может задержаться в гостеприимном доме Гренвиллов еще на день, но обещал оставить Сьюзен на попечение леди Гренвилл, ведь девушке так хочется провести еще немного времени в компании друзей. Всех этих тем хватило на дорогу до самых дверей столовой. В холле уже собрались остальные гости, и Эмили предложила всем пройти на завтрак.
3
Вечером, когда все гости, даже леди Пламсбери, разъехались по домам, Эмили написала в своем дневнике: «Без сомнения, прошедший праздник можно счесть удачным. Я просила миссис Даррем передать кухарке похвалы ее искусству, во время танцев никто из дам не споткнулся и ни один из джентльменов не наступил на платье леди. Чего еще мне желать?
Уильям подарил мне бриллиантовое колье и браслет. Это, конечно, горькая пилюля. Он должен бы помнить, что я не люблю их резкий блеск, ведь я говорила это неоднократно в его присутствии. С моей-то бледной мордочкой и тонкой шеей только и носить брильянтовое колье! Сомневаюсь, что когда-нибудь надену его, несмотря на восхищение подруг. Впрочем, Уильям и не вспомнит об этих украшениях, ведь он подарил их нелюбимой женщине. Будь на моем месте Луиза, он придирчиво выбирал бы каждый камешек, а потом несколько дней не находил бы себе места в ожидании – как-то она воспримет подарок? Пожалуй, не стоит писать об этих брильянтах слишком много, они того не стоят. Когда-нибудь подарю их юной новобрачной, супруге моего Лоренса.
Дом, в котором растет ребенок, нельзя назвать холодным и одиноким. Но можно ли назвать счастливым дом, где нет любви между супругами? Лори – вот мое единственное счастье, но и он скоро вырастет и покинет меня. Учитывая характер наших отношений с его отцом, мне навряд ли выпадет радость растить собственных детей, а ведь Лори так мечтает о братике и сестричке! Бедный малыш! Потерять мать в столь нежном возрасте! Смогу ли я заменить ее? Боюсь, Луиза воспитывала бы сына по-другому, да и Уильям был бы рядом с нею совсем другим отцом. Но мне не следует жаловаться и страдать, я получила то, чего желала больше всего на свете. Знать бы еще, сколь высокой окажется цена! И все равно я вышла бы замуж за Уильяма, ради него, ради Лори и ради себя самой. Лучше уж я буду несчастлива рядом с Уильямом, чем вдали от него».
Эмили подождала, пока чернила высохнут, и закрыла толстую тетрадь в синем кожаном переплете.
Она начала вести дневник в двенадцать лет, после того злосчастного падения, когда ее тоненькая ножка переломилась сразу в двух местах. А что еще остается, когда целые дни проводишь в постели? В ожидании, пока сломанные кости срастутся, Эмили прочитала едва ли не все книги из библиотеки отца, какие смогла получить, не только те, которые ей соглашалась принести гувернантка, но и неподобающие для чтения в ее возрасте романы, присылаемые ей жалеющим сестру Реджинальдом.
За долгие месяцы Эмили вдоволь наслушалась глубокомысленных хмыканий и безнадежных вздохов докторов, прежде чем надежда на то, что она вновь сможет бегать, покинула ее. Нога так и осталась слабой и искривленной, к тому же чуть короче другой.