Выбрать главу

Брон Турман надеялся, что причина не в этом.

В боковой комнате пустых покоев, обычно приберегаемых для частных просителей, жрецы, воспользовавшись лавкой в качестве койки, продолжили героические попытки исцелить Руфо. Ничто из того, что они применяли, не помогало; даже Тобикус попробовал воззвать к великим силам, распевая над Руфо, пока остальные подпевали ему. Но то ли заклинания оказались слишком слабыми, то ли болезнь Руфо просто отвергла их: слова декана пропали впустую.

Кровь и желчь непрерывным потоком лились изо рта и носа Руфо, отчаянные попытки вдохнуть воздух сквозь забивший горло ком сотрясали спазмами грудную клетку. Один из жрецов Огма, тот, что покрепче, схватив Руфо и рывком перевернув на живот, несколько раз ударил его по спине, чтобы выбить всю засевшую в теле дрянь, иначе изгой просто захлебнулся бы.

Вдруг совершенно неожиданно Руфо дернулся и извернулся так яростно, что отброшенный жрец Огма перелетел через всю комнату. Затем Руфо сел и свесил ноги с лавки, странным образом успокоившись. Он немигающим взглядом уставился на декана Тобикуса и, взмахнув ослабшей рукой, поманил его к себе. Тобикус, нервно оглянувшись по сторонам, пригнулся, поднося ухо к самым губам изгоя.

– Ты… ты приг… гласил… меня, – прошамкал Руфо, плюясь кровью и рвотой при каждом слове.

Тобикус отшатнулся, недоуменно глядя на этого человека; он ничего не понял.

– Ты пригласил меня войти, – четко произнес Руфо из последних сил.

И засмеялся, зловеще, неудержимо, хохот перешел в судороги, а затем и в последний предсмертный хрип.

Никто из собравшихся здесь лекарей никогда прежде не видел столь ужасной кончины.

Вампир

– Тут нет никакой распроклятой пещеры! – взревел Айвэн, и рокот, откликнувшийся ему сверху, с неустойчивого снежного скопления, напомнил дворфу, что тут надо вести себя немного сдержаннее.

Но если до Айвэна и не дошло с первого раза, он уразумел это со второго, когда к нему подскочил разъяренный Пайкел и отвесил брату крепкий подзатыльник, сбив шлем ему на глаза. Рыжебородый дворф ухватился за венчающие его головной убор оленьи рога, возвращая шлем на место, и, оскалившись, повернулся к брату, но Пайкел не уступил и не смягчился – он стоял, качая пальцем перед носом Айвэна.

– Тише вы, оба! – прикрикнул на них Кэддерли.

– О-о, – отозвался Пайкел, кажется, действительно серьезно уязвленный.

Расстроенный Кэддерли не заметил взгляда дворфа. Он продолжал озирать разрушенную гору, ошеломленный тем, что бывшего на этом месте отверстия – достаточно большого, чтобы впустить распростершего крылья дракона, – больше нет.

– Ты уверен, что там не снег? – спросил Кэддерли, на что Айвэн топнул ногой, обрушив на них с Пайкелом огромный снежный пласт.

Пайкел первым выбрался из сугроба. Снег соскальзывал с широких полей приплюснутой теперь шляпы, одолженной им у Кэддерли. Когда появился Айвэн, брат уже готов был врезать ему снова.

– Если не веришь мне, ступай туда сам! – рявкнул Айвэн, ткнув пальцем в сторону снежного завала. – Там камень. Твердый камень, говорю тебе! Колдун отлично запечатал дыру своей бурей.

Кэддерли упер руки в бока и глубоко вдохнул. Он вспомнил ураган, посланный Абаллистером на Ночное Зарево, когда колдун полагал, что Кэддерли и его спутники все еще там. Абаллистер не мог знать, что Кэддерли заручился поддержкой опасного дракона и находился тогда на много миль ближе к Замку Тринити.

Глядя на разрушенную, расколотую пополам гору, Кэддерли был счастлив, что Абаллистер ошибся целью. Однако это не прибавляло молодому жрецу спокойствия. Внутри этой горы таилась неохраняемая драконья кладовая, сокровищница, необходимая Кэддерли в реализации его планов, касающихся Библиотеки Назиданий и всего края в целом. Однако у логова был лишь один главный вход, одно отверстие, через которое могли проникнуть повозки, если бы люди захотели вывезти сокровища до наступления следующей зимы.

– По всему пролому? – спросил Кэддерли Айвэна.

Рыжебородый дворф уже начал отвечать своим обычным зычным голосом, но остановился, взглянул на брата, замахнувшегося для очередного подзатыльника, и просто зарычал. Айвэн почти час буравил снежную стену, слепо тычась в нескольких направлениях, пока непреодолимая скала, прячущаяся под покровом снега, не преградила ему путь, после чего дворф вынужден был пробираться обратно.

– Мы пойдем вокруг, – заявил Кэддерли, – к пролому на южном склоне горы, через который проникли сюда в первый раз.

– Долгая прогулка получится отсюда до того места, – напомнил ему Айвэн. – Долгая прогулка по узким туннелям, а потом очень крутой и длинный спуск. Вот уж не знаю, как ты собираешься извлечь сокровища таким путем!

– И я не знаю, – признался Кэддерли. – Единственное, в чем я уверен, – это что мне нужны эти сокровища, и я намерен найти способ добыть их!

С этими словами юный жрец зашагал по тропе, огибающей гору и ведущей к подножию Ночного Зарева.

– Он говорит как дворф, – шепнул Айвэн Пайкелу.

После ответного «хи-хи-хи-хи» Пайкела, вызвавшего новую маленькую снежную лавину, настала очередь Айвэна раздавать затрещины.

Ранним утром следующего дня троица прибыла к южному склону. По скользкому тающему снегу взбираться оказалось трудновато. Айвэн почти уже добрался до отверстия (и убедился, что дыра в горе еще существует), но оступился и покатился вниз, превращаясь по пути в огромный снежный ком, который мимоходом смел со склона Кэддерли и Пайкела.

– Глупый жрец! – заорал дворф на Кэддерли, когда все трое выкарабкались из гигантского снежка довольно далеко от горы. – У тебя что, нет какой-нибудь магии, чтобы поднять нас на эту дурацкую горку?

Кэддерли неохотно кивнул. С тех пор как они покинули Замок Тринити, он старался беречь энергию. Каждый день ему приходилось накладывать заклятия на себя и своих спутников, охраняя их от мороза, но юноша надеялся, что это будет пределом его напряжения до того времени, как он вернется в Библиотеку. Кэддерли устал как никогда в жизни. Его злоключения, особенно с Абаллистером и Файрентеннимаром, совершенно вымотали его, заставив погрузиться в магические сферы, которых он не понимал, разум его рождал чары, выходившие далеко за пределы способностей юноши. И теперь Кэддерли расплачивался за эти усилия. Даже несколько недель относительного спокойствия, проведенных в пещере, не восстановили полностью его здоровья. В его голове, все еще звучала Песнь Денира, но когда он пытался прибегнуть к более сильной магии, в висках начинало стучать, и юноша чувствовал, что голова его сейчас взорвется.

Пертилопа, милая Пертилопа, она одна понимала, с какими препятствиями встретится Кэддерли, став избранным жрецом бога искусств, она одна предупреждала Кэддерли о возможном побочном эффекте. Однако даже Пертилопе пришлось признать, что, кажется, у Кэддерли в данном случае не было особого выбора и что молодой жрец столкнулся лицом к лицу с врагами, выходящими за пределы любого воображения.

Кэддерли прикрыл глаза и вслушался в мелодию Песни Денира, музыку, которой научила его «Книга Всеобщей Гармонии», самая священная из всех книг. Сперва он ощутил глубокую безмятежность, словно вернулся домой после длинного и трудного путешествия. Созвучия Песни Денира мягко текли среди его мыслей, направляя их по коридорам истины и понимания. Потом он решительно открыл дверь, переворачивая страницу сознания, страницу своих воспоминаний о священной книге, ища заклинания, которые подняли бы его и его друзей на гору.

И тут виски заломило.

Откуда-то издалека Кэддерли услышал голос Айвэна и открыл глаза ровно настолько, чтобы успеть схватить Пайкела за руку и Айвэна – за бороду: сбитый с толку, подозрительный Валуноплечий отверг протянутую руку Кэддерли.

Отчаянные протесты дворфа усилились, когда они, все трое, начали таять в воздухе, теряя плоть, превращаясь в тени. Затем словно ветер подхватил их и безошибочно понес вверх, на гору.