Шедде понял, что точного значения, пожалуй, знать и не хочет. Но изредка, в минуты душевного волнения, ёмкое ругательство горячих южных мореходов всё-таки использовал.
Словно проснулись и те двое, что сопровождали тело. Ну, ещё бы! Сначала что-то с шумом и руганью валится сверху, а потом вдруг, без всякой магии, превращается в злобного, одетого по всем военным традициям нашествия ифленца.
А если вспомнить, что всего с четверть часа назад они втроём дружно поносили заморских гадов, нетрудно представить, что мужики решили — ифленец, да ещё и с пистолетом, пришёл их арестовывать, а может, и убивать!
— Ы! — сказал один и попятился.
Второй выразился чуть более связно, но так затейливо, что Шеддерик на всякий случай запомнил: пригодится.
А потом вдруг лихо, с отвагой, продиктованной только что испитыми напитками, малькан выпрямился, выпятил грудь и с надрывом изрек:
— Стреляй! Стреляй в моё честное сердце, ифленская свинья! Я умру за свободу! Так же как рэта Иии-ик! Итена!..
Шедде не глядя, но очень осторожно, чтобы не возникло случайной искры, опустил курки.
— Где ты так набрался, герой?! — с досадой спросил он.
Мужик неопределенно махнул рукой в сторону полуоткрытых ворот ближайшего строения — того самого, из которого только что прилетел грязный мешок.
На кабак это место похоже не было. Скорей, на жильё какого-нибудь широкой души хозяина, у которого всегда найдётся стакан-другой кислого вина для хорошего человека.
Себя Шеддерик та Хенвил к хорошим людям относил довольно условно, но, с другой стороны, и идти он туда собрался не за выпивкой…
Перестав обращать внимание на пьянчуг, он вошёл в ворота и даже поднялся на крыльцо. Потом вспомнил вдруг про свою «парадную» форму и снова тихонько выругался, слишком красочно представив сцену «ифленский дворянин спасается на люстре от взбешённых малькан с вилами».
Почему с вилами? Потому что субстанция из мешка, которой немного попало всё-таки на одежду, была лошадиным пометом. А где он, там и тяжёлый крестьянский труд, который без вил не обходится.
А вот почему на люстре, Шедде не ответил бы. Он вообще сомневался, что в этом старом мальканском доме может быть люстра или что-то похожее.
Дверь вдруг открылась.
Высокая фигура, появившаяся в проёме, выстрелила вперёд сжатым кулаком. Шедде ждал чего-то подобного, потому успел и отшагнуть, и встречным ударом отвести руку напавшего в сторону. А потом ещё и вывернул так, что жертве оказалось ни избавиться от захвата, ни даже просто распрямиться.
Впрочем, почувствовав это, человек сразу перестал сопротивляться.
— Пойдём в дом? — почти вежливо спросил Шеддерик. — Покажи дорогу, поговорим…
Глава 14. Свадьба наместника
Рэта Темершана Итвена
Темери сказала Шионе, что хочет побыть одна, и та, не расспрашивая, ушла. Вельву вызвали на допрос, её не было, а прислуга только обрадовалась возможности покинуть «эту непонятную мальканку».
Да что с ней происходит? Вроде бы всё закончилось неплохо: и гости успокоились, и все живы, даже большого скандала удалось избежать. Но почему ей самой никак не удаётся успокоиться? Почему хочется не то бежать куда-то и срочно что-то делать, не то — забраться с головой под одеяла и уж там, в тишине и темноте, ждать, что же будет. И лишь тихонько надеяться, что беда пройдёт мимо, не заметив такую маленькую и слабую её.
Маленькую и слабую?
Темери плеснула в таз воды. Притащила к зеркалу подсвечник. Быстро умылась.
Маленькую и слабую. Как десять лет назад. Тогда она послушалась собственного страха и взрослых. Тогда она предпочла спрятаться под одеяло.
Второй раз так не будет. Темершана Итвена… или всё-таки просто Темершана та Сиверс?.. кое-чему научилась за прошедшие годы.
И пусть чеор та Хенвил сколько угодно повторяет, что она в монастыре Ленны попросту пряталась от жизни. Нет, всё было не так — она жила там! Не боясь ни служения, ни тяжёлой работы. Там был её дом и её родня. И то, что, в конце концов, та её родня от неё отказалась, ещё не значит, что сама она отказалась от родства. И не значит, что эти десять лет исчезли из памяти.
Да, в Тоненге воспоминания нахлынули, подхватили и почти утянули в водоворот прошлого. Но любой опыт — это сила. Ведь простить — не значит забыть. Да и с этим самым «простить» у неё всё время выходит как-то неправильно.