— Покажите руки.
— Что?
— У вас ссадины на руках. Надо обработать.
Зажёг свечи, придвинул к ней ближе. Поднёс к свету левую руку. Темери сама словно впервые её увидела: от локтя до запястья тянулся длинный окровавленный след, виднелись волдыри ожогов.
Но боли не было. Почти не было: всё это по-прежнему довольно сильно зудело.
Шеддерик достал из тёмного резного шкафа сумку, похожую на ту, что была у доктора. Вынул из неё какие-то склянки. В комнате запахло маслом и хвоей.
Но ему снова что-то не понравилось.
— Надо промыть. ещё ссадины есть?
— На ноге.
Темери осторожно отвела ткань сорочки в сторону. На бедре не было ожогов, но ссадины были глубже и всё ещё кровоточили.
Шедде присел рядом с ней на корточки, продолжая удерживать травмированную руку. Было странно смотреть на него сверху вниз, но от этого в груди почему-то потеплело.
— Темери… пожалуйста. Пообещайте мне…
— Что?
— Никогда больше так не делать. Никогда больше так… меня не пугать.
— Я не могла бросить Нейтри. Ну, вы же видели её… вы сами-то бы разве…
Пальцам стало больно, но она не отняла руку. Шеддерик был сегодня не похож на себя. То есть, он был по-прежнему собран и слегка мрачен, но при этом его всегдашняя защита как будто дала трещину.
— Вам бы отдохнуть. — Почти попросила Темери. — Хоть немного.
— Так плохо выгляжу? — усмехнулся Шеддерик. И вдруг вспомнил один из давних разговоров. — Так же, как в той избушке?
— Нет. — Темери постаралась сказать это так, чтобы он не стал возражать или снова изображать легендарного мальканского героя Ланура, не нуждающегося во сне и пище. — Не как в избушке. Почти как в лодочном сарае, когда на нас напапла та… то существо из тёплого мира…
Он сквозь прищур посмотрел в её лицо, словно мог разглядеть все мысли и чувства, словно мог отделить правду от вымысла.
— Но сначала мы промоем и перевяжем ваши раны. Я сейчас.
Он легко поднялся и вышел.
Почему Кинрик считает, что его брат непрошибаем, и его трудно разозлить или растрогать?
Шедде вернулся с медным тазиком чистой тёплой воды и губкой.
Когда он впервые дотронулся до ссадины на локте, Темери ойкнула и едва удержалась, чтобы не отдёрнуть руку.
— Ничего. Это всё заживет… даже следов не останется. Вот так…
— Может, не надо перевязывать? Кто-нибудь заметит.
— Ничего. Платье с длинным рукавом прикроет повязку. У вас же есть такое? Вот и славно…
Мазь была тёплой и боль не снимала. А боль, наконец, добралась до неё, казалось, вместе с тёплой водой и губкой. И Темери искусала всю нижнюю губу, пока Шеддерик, надо признать, очень осторожно, промывал и обрабатывал её травмы.
— Теперь ногу.
— Ну, тут-то я сама справлюсь… — смутилась Темери.
— Не стоит мочить только что наложенные повязки. И не спорьте со своим врачом.
— Вы не врач.
— Не спорьте.
Такие же быстрые, ловкие движения — очевидно, он делал это не впервые. Но вот удивительно — каждое лёгкое прикосновение пальцев к коже как будто обжигало.
Темери слишком устала, чтобы разбираться в ощущениях. Но именно потому, что устали они оба, и именно потому, что сейчас Шеддерик та Хенвил более всего походил на того человека, с которым они почти две недели пробирались по холодному зимнему лесу, Темери вдруг поняла, что скучала по нему.
Здесь, в замке, чеор та Хенвил так старательно отошёл в сторону, что они даже случайно в коридорах — и то почти перестали встречаться.
И всё встречи оказались связаны с тем, что Темери — живой источник проблем и неприятностей, от которого теперь даже не избавиться.
Когда Шедде закончил, она поспешно встала. Оставалось лишь незаметно вернуться к себе в комнату, и уж потом вызвать Дорри и приказать, чтобы она подготовила тёплую воду.
В цитадели когда-то были тёплые купальни, но сейчас они пустовали. Из-за многочисленных переделок нарушилась система подвода природных термальных вод, когда-то их питавшая. Воду теперь нагревали в огромных чанах.
Не к месту Темери вспомнила, что так и не поблагодарила чеора та Хенвила за спасение. Но когда обернулась от двери, увидела, что он уже спит, уткнувшись лбом в скрещенные на столе руки. По сердцу прокатилась волна нежности, но вместо того чтобы подойти, она вдруг выскочила за дверь и прикрыла её за собой.
Глава 17. Любовное зелье
Рэта Темершана Итвена
Ночью ожоги разболелись, и Темери промаялась до самого утра, то проваливаясь в дрёму, то просыпаясь от каждого неловкого движения. Зато удивительным образом в голове прояснилось.