Утром всё по-другому. Утром можно вспоминать прошлую ночь, не просто заново переживая тот ужас и панику, а ещё и оценивая собственные решения и поступки.
Упрекнуть себя Темери было не в чем.
Но всё равно, стоило немного отвлечься, перед глазами вставало оранжевое пламя, и казалось, что она снова на мокром карнизе, высоко над землей, и жизнь её зависит только от того, насколько крепко она вцепилась пальцами в скользкий от воды и мха камень…
Да, болели ожоги, болели мышцы, и даже, кажется, кости… но всё это можно терпеть. Бывало и хуже — например, утром после первого, самого длинного перехода по Дороге Долга.
Монахини не используют вьючных животных, не берут в путь денег на ночлег. Всё, что им нужно, они несут на себе. И конечно, усталость к концу дня кажется ещё терпимой, а вот на утро…
Или совсем недавно, в лесу. Когда они с Шеддериком из последних сил брели по едва заметной тропе, только надеясь, что она выведет к человеческому жилью.
— Всё хорошо? — Спросил чеор та Хенвил, заметив, что Темери отвлеклась от беседы.
— Да. Я задумалась о Вельве. О чём она думала, подливая зелье? И вообще, это была её идея? Или ещё чья-нибудь?
— Скоро узнаем.
Кинрик вдруг предложил:
— А давайте я сам с ней поговорю? Один? Всё у неё узнаю. Она мне непременно расскажет, ведь она доверяет мне. Она умная и красивая, и ни в коем случае не стала бы желать мне зла…
Шеддерик устремил взор в потолок, пережидая поток комплиментов, но в результате всё равно был вынужден его прервать.
— Кинрик, не надо. И лучше бы тебе, пока я буду с ней разговаривать, быть тихим и незаметным. Или, если не уверен, что сможешь держать себя в руках, вообще уйди.
Кинрик сжал в пальцах гребешок и покачал головой. Это означало, что он останется. Темери быстро пересела поближе к наместнику — чтобы и впечатление создавалось — они супруги и действуют сообща! — и в случае чего можно было бы незаметно пихнуть Кинрика локтем.
Шеддерик был монументально спокоен, и это невольно внушало спокойствие и ей самой.
Так что, когда гвардейцы привели Вельву, она тоже была почти совсем спокойна.
А Вельва была испугана. Причёска растрепалась, руки мнут платье, глаза мечутся с одного лица на другое. Но всё же она взяла себя в руки и присела в ифленском традиционном приветствии, после чего осталась стоять посреди комнаты, кротко потупив взгляд.
— Вельва Конне. Нам известно, что вы совершили, — холодно начал Шеддерик. — И вы понесёте за свои поступки заслуженное наказание. Но всё же, у вас есть возможность сейчас сказать несколько слов в свою защиту… итак…
Она быстро вскинула взгляд и облизнула губы.
— Чеор та Хенвил! Поверьте! Я не сделала ничего предосудительного! Меня оклеветали!.. Вы же сами, сами позволили мне остаться в замке и предложили эту работу! Вспомните!
— Я обещал, что присмотрю за вами вашей старшей сестре, Дальсе та Зелден. Но вы нарушили закон. Любовное зелье запрещено к использованию как на Ифленских островах, так и во всех провинциях и колониях. Сейчас бутыль, в которую вы его подлили, изучается сианами тайной управы, и им понадобится крайне мало времени, чтобы найти магический отпечаток основной хозяйки. Вас, чеора. Или вы и сейчас скажете, что это подстроено, и не в вас должен был влюбиться наместник?
Вельва побледнела, прижала руки к груди и отступила на шаг:
— Да! Я налила ему зелье! Но разве это преступление? Я ведь люблю его. Слышите, Кинрик, я люблю вас! И только вас. Но рядом с вами всегда так много женщин… а тут ещё эта свадьба. Вы же не любите мужа, рэта Итвена! Вы его не любите. Так какое вам дело. Просто позвольте мне быть рядом… слышать его голос…
Это звучало так искренне, что Темери уже собралась высказать ей слова утешения… как вдруг услышала ехидный голос Ровве над ухом.
— Врет. Смертельно испугана и тянет время.
Резко передумав её жалеть, Темери спросила:
— Кто вас надоумил подливать Кинрику зелье, вы же знаете, что оно недолговечно, и если не закрепить постоянным контактом, то объект всё равно вернётся в результате к той, кого любит. Сколько зелья он выпил?
— Я не знаю, — поникла «отравительница». — Всё, что было, наверное.
— А сколько было? — переспросил Шеддерик.
— Большая аптекарская склянка…
Столько залпом не выпьет даже исстрадавшийся от жажды путник. Значит, она поила бедного Кинрика несколько дней, и никто этого не замечал…
Кажется, это понял и Шеддерик.
— Вы налили ему в вино. ещё куда?