Когда-то эта картина висела у них в спальне.
Темери полюбовалась на неё и тоже отставила. ещё портреты — старинные, с важными правителями и их строгими жёнами. А вот снова знакомое лицо. Верней — лица.
Групповой портрет семьи ретаха Итвена. Оказывается, у Темери была очень большая семья, и многих из этих людей она даже никогда не видела. Конечно, писался он не с натуры, а по другим изображениям. Но художник был мастером, это видно по тому какими живыми кажутся давно мёртвые люди.
Она стала считать. Вот отец. Вот мама. Вот дедушка. Вот ещё знакомое лицо — брат деда. Рядом его сын, мальчик чуть старше десяти. Он был бы дядей Темери, если бы дожил.
Пожилая женщина. Кем она приходилась семье, Темери не знала никогда, все звали её просто Котри. У неё всегда было печенье и вкусные булочки, и она давала их детям без счёта. Здесь, на портрете, она намного моложе, чем Темери её помнила. Здесь у неё ещё чёрные длинные волосы. В воспоминаниях они были уже совсем седые. Ходила Котри медленно, опираясь на кривую тросточку. Нашествие она тоже не пережила. Вот молодой хозяин Каннег… вот красивая девушка, кажется, папина племянница.
Стоп.
Темери даже зажмурилась, и простояла так, посчитав до десяти. Открыла глаза. Схватила свечку, поднесла её к портрету.
Нет, сомнений быть не могло — на неё действительно с картины смотрел молодой хозяин Каннег.
Странно, удивительно, непонятно — кто он? Как остался жив, почему она помнит многих других обитателей замка, даже случайных знакомых, а его — нет? Он родственник? Наверное да, ведь на парадном семейном портрете могут быть только родственники. Но тогда он имеет не меньше прав на власть в Танеррете, что и она. Ах, да… Танеррет же — Ифленская колония. Здесь нет, и не будет другой власти.
И наверное, он — один из тех, кто планировал восстание и переворот, кто хотел смерти ифленцам.
Но передумал.
Из-за неё?
Темери перевернула холст, в надежде, что сзади есть подпись или хоть какое-то указание, кто здесь изображён. Но нет. Не было никаких подписей или дополнительных бумаг.
Всё-таки. Кто же он. Кто же он.
Дрожащими руками она составила картины обратно, даже ветошь повесила почти как было. Бежать назад? Рассказать чеору та Хенвилу? Или пока не рассказывать?
Что сделают ифленцы, узнав, что хозяин Каннег — не тот, кем его принято считать?
Что сделает сам Каннег?
Одни вопросы.
Темери подошла к невысокой дверце у зеркала, и почти без надежды, что она откроется, толкнула от себя.
Дверь отворилась со страшным скрежетом. Её и на самом деле не смазывали последние десять лет. И не открывали.
Темери думала, за дверью окажется улица: какие-нибудь прибрежные скалы, или ещё что-то подобное. Но нет.
Там оказалась винтовая лестница, убегающая и вверх, и вниз.
Подумав, Темери решила пойти сначала вниз. Если тайный ход за пределы замка и существует, то наверняка где-то там.
Выход нашёлся через два пролёта. Наполовину заваленный давним обвалом, со снесённой камнями дверью, это всё-таки был выход, и даже понятно, куда он вёл. Сквозь оставшееся свободным пространство, сквозь голые ветки прибрежного кустарника была прекрасно видна и бухта, и дельта Данвы, и немногочисленные корабли на рейде.
Да отсюда можно и осторожно пробраться вдоль береговых скал в верхний город, а можно ещё спрятать лодку в одном из многочисленных гротов, и если будет нужда, — на ней пересечь бухту и оказаться в порту. Можно ещё попробовать обогнуть цитадель и выйти в поля южнее крепостной стены.
Столько замечательных возможностей!
И, кажется, она знает, что наверху! Сторожевая башня.
Самая древняя часть крепости. С неё всё начиналось. Сейчас её переоборудовали в маяк, и наверху есть огромное зеркало, возле которого дежурный смотритель в туманную или просто бурную ночь зажигает огонь, чтобы корабли видели, где расположен мыс и стороной обходили гряду подводных скал неподалёку.
Сейчас на маяке никого не должно быть и можно туда подняться и увидеть всю бухту и весь город целиком. Так же, как тогда, когда она встретилась с Золотой матерью Ленной. Но на этот раз днём. И смотреть не волшебным зрением служительницы, а своими человеческими глазами!
Темери так и поступила.
Двери действительно были всё открыты. Помещения маяка не казались обжитыми, но присутствие людей в них ощущалось. Это и свежие факелы в стойке у основного входа, и скатерка на столе в сторожке. Большая масляная лампа возле зеркала.
Темери подошла к перильцам и взглянула на город.