Монолог доктора не предполагал ответов. Доктор бубнил, Шеддерик тихонько уплывал. Мысли путались, слова теряли значение.
Впрочем, спать пока было рано: он не поговорил с Каннегом. С хозяином Каннегом в свете прибытия ифленского флота обязательно надо поговорить. И лучше — прямо сейчас.
— Ну вот, замечательно! Вы прекрасный пациент, спокойный и тихий. Все бы так. Дело сделано, благородный чеор. Надеюсь, у вас в Цитадели найдётся достойный врачеватель, который сможет завтра сменить эти повязки на свежие. А нет, так хозяин Янур знает, где меня найти. Уверен, всё заживёт прекрасно и последствия этих травм не будут вас в будущем беспокоить. А сейчас, прошу меня простить. Час поздний, я должен возвернуться домой, к моей дорогой и любимой супруге…
Лекарь ушёл. Шеддерик шипя, когда неловкие движения тревожили свежеперевязанные порезы, осторожно натянул сорочку. Хорошая была, но пострадала ровно в тех же местах, что и шкура самого Шедде. Теперь — только выбросить.
Каннег ждал его в кухне. Один — хозяева из тактичности удалились. В руке у него была большая кружка ягодного компота.
Шеддерик тяжело опустился на стул напротив.
— Благодарю, что пришли на помощь. Вы не были должны…
— Отчего же? Вы первый ифленец, который решился на реформы и готов учитывать желания и чаяния города. Было бы жаль вас потерять.
— Я говорил, что должен уехать. Ситуация поменялась… наместник, вероятно, погиб… и сейчас — рэта Итвена его единственная наследница. Но ифленская знать вряд ли сочтет, что она вправе распоряжаться в Цитадели, она не их крови. Поэтому я прошу вас присмотреть за ней… если вдруг всё пойдёт в акулью пасть.
— Понимаю. Почему вы считаете, что обязаны уехать?
— Есть причины. Отвечу… если вы мне скажете, кем на самом деле приходитесь рэте Итвене. Вы же — родня?
— Как догадались? Только не говорите про фамильное сходство.
Шедде усмехнулся:
— Конечно, не буду. Она узнала вас на старом семейном портрете. Не в обиду, но за последние двадцать лет вы мало изменились…
— А, старые портреты… я думал, ифленцы их сожгли.
— Не все. Так кем же вы ей приходитесь, хозяин Каннег? М?
— У рэтшара был старший брат, а у него — большая семья и обширные владения в южных долинах. Когда он удачно женился на Танерретской наследнице, то перевёз в столицу почти всю семью. Включая брата, его жену и дочерей. Я же остался управляющим поместьем, потому-то мы с ней раньше никогда и не встречались. Любопытно было познакомиться. Так что выходит, я рэте Итвене двоюродный брат. Хоть и старше почти вдвое.
— И верно, иногда ответы лежат на поверхности.
— Где она, кстати? Там опасно?
Опасно ли? Когда Шедде покинул дом в Верхнем городе, там было полно очень расстроенных своим опозданием гвардейцев.
— Не думаю. Там сейчас, наверное, людно. Но зная Темершану… стоит проверить.
Он поднялся, внезапно подумав, что мысль-то здравая. Что надумает Темери, когда поймет, что Кинрика не спасти, так же, как и Нейтри? Что она сделает?
— Погодите! — Хозяин Каннег тоже поднялся, отставив в сторону кружку. — Вы ещё не ответили на мой вопрос.
— А, это…
Отвечать не хотелось, но врать Каннегу, когда он только что спас тебе жизнь — было бы неправильно.
— Вы слышали про семейное проклятие Ифленских Императоров?
— Да, конечно.
— А знаете, как семья императора в результате решает проблемы престолонаследия?
Каннег, замер, нахмурился, перебирая в уме варианты, к чему бы та Хенвил вдруг перевёл разговор на эту подозрительно отвлечённую тему. И неизбежно пришёл к правильному выводу.
— Вы — подставной наследник.
Осталось только подтвердить кивком.
Каннег вздохнул:
— Бедная девочка. Конечно, после вашего отъезда я присмотрю тут… по мере сил.
— Благодарю.
— Что же, многое становится понятно. Кроме одного: вам не двадцать лет, и вы не кажетесь калекой, который чудом выжил после пыток…
Хозяину Каннегу было не чуждо любопытство. Но рассказывать ему о родовом проклятии императорской семьи и его последствиях было куда проще, чем тому же мирному горожанину Роверику. Каннег воин, лидер мальканского сопротивления. Он не станет попусту тебя жалеть и не изменит своё отношение, даже услышав неприятную правду — потому что, как и сам Шедде, привык судить о людях по их делам, а не по чужим сплетням.