Выбрать главу

— Её кто-то туда заманил, — сказал призрак чётко и раздельно. — И дело не в проклятии. Она сказала, что сначала просто спала, а потом бежала во сне за кем-то.

Шедде неосознанно легко гладил плечи Темери, словно сам мог снять боль или залечить её раны.

— За кем? — уточнил Старрен. Как будто это было важно.

Роверик пожал плечами.

Ответил он не ему.

— Я не знаю, кто это устроил и как, но это не случайность. Шедде, подумай, никому из тех, кто ушёл по тропам тёплого мира нет дела до живущих. Я тебе это говорю со знанием дела.

Шеддерик даже не улыбнулся на шутку, но он продолжал слушать, и это было куда важней для Роверика. Призрак продолжил:

— Подумай. Ведь кто-то мог отомстить таким образом и тебе, и наместнику. Кто-то, кто мог такое устроить…

— Служители Ленны не встревают в мирские дела, — покачал головой та Старрен. — Но я не знаю, кто ещё способен на…

Шеддерик не дослушал.

Он осторожно поднял Темери на руки, попросил:

— Постелите ваш плащ на ковёр у камина. Не откажите в помощи будущему арестанту…

Плаща Старрену было жалко, но он не стал колебаться. От происходящего в этой комнате веяло жутью и отчаянием. До конца он ещё не решил, как относиться к тому, что увидел и услышал за последние часы, но отступать тоже не собирался. Кто бы что ни говорил, а в прошлом Старрен был прекрасным командиром экспедиционного судна. И, несмотря на четыре серьёзных шторма и стычку с пиратами — в самом конце пути, он всё же довёл свой корабль домой, на острова. А капитаны бывшими не бывают.

Между тем Шеддерик уложил Темери на плащ, а сам принялся деятельно перебирать, ощупывать перины, подушки, простыни, одеяла — всё из чего состояла постель Темери.

И быстро нашёл.

Первая вешка нашлась между двумя нижними перинами. Вторая — пряталась у ножки. Третья — в подушке…

Четвертую нашёл Старрен — она была спрятана в изголовье.

Вешки, все четыре, были приметные, резные. С ярким оранжевым навершием.

— Знакомые, — ухмылка Шедде не предвещала ничего хорошего сиану, который их создал. — Знакомые поделки…

— Шедде, — озабоченно напомнил Роверик, — Ты только его сразу не убивай. Иначе Шанни мы никогда не вызволим!

— Да.

В словах призрака был смысл. Шеддерик всё с той же ухмылкой стянул с левой руки перчатку и осторожно коснулся пальцами одной из вешек, словно погладил. А потом и других.

— Осталось выяснить, кому из сианов в цитадели внезапно стало дурно.

Старрен уже почти сорвался выполнять этот странный приказ, столько в нём было силы, но увидел, что это уже сделал незаметно вернувшийся южанин — несколькими жестами объяснив прихваченным по пути гвардейцам, что от них требуется. Те понятливо кивнули и отправились исполнять.

— Старрен, тебе следует отдохнуть. Если желаешь, прикажу чтобы тебя и вправду вернули на корабль. Вчера случилась попытка переворота, сегодня… сам видишь. Здесь и вправду опасно.

— Может я и «медный лоб», как говорят матросы, но всё же, надеюсь, не дурак. Значит это и есть твоё проклятье. И ты не знаешь, как оно могло коснуться… твоей мальканки?

— Да это как раз проще простого. Она отважная, совершенно не умеет соизмерять силы. Она всё хотела попробовать сама его снять, как привыкла в монастыре, да я не давал. А тут, может, нашла какую-то лазейку, и попалась. Попалась… Ровве! А ты сам… ты можешь до неё добраться?

— Могу. Я же её Покровитель, чтобы вы знали, благородные чеоры.

— А её сюда привести? — обрадовался решению ифленский посланец.

— В виде призрака? Я могу, но чеора та Хенвила это вряд ли устроит.

— Ничего не поменялось, — невесело прокомментировал Шеддерик, — мир рушится, а Ровве смеётся.

Темери снова хрипло вскрикнула, изогнулась от боли, почти скатилась с плаща. Шедде метнулся к ней, обнял, оберегая свежие ссадины и синяки, прижал к себе, чтобы не разбила голову. Первый допрос не был длинным. Скоро наступит передышка.

— Я буду с ней.

Что бы ни случилось. А если не удастся помочь — что же. Всегда наготове вариант с жуфовой саругой.

Да, чеора Вартвила допрашивали пять дней. Долгих пять дней. Пока он не признался во всём — в том, что совершил и в том, чего не совершал.

А потом он умер — в камере, в одиночестве, от потери крови и полученных ран.

Шеддерик никогда не позволит, чтобы рэта Итвена в полной мере пережила то же самое.

А значит, времени у него крайне мало. Совсем нет времени.

Правда, понимание этого ничуть не помогало понять, что делать прямо сейчас.

Время стекало по столбикам свечей и замирало на краях чашечек.