Казалось, ифленская знать решила просто забыть о Нижнем городе, как будто если выкинуть из головы проблему, то она как-нибудь исчезнет сама.
Как ни печально, а порядок в городе сейчас зависел от этого, безусловно, умного и красивого, но всё-таки неискушенного в вопросах управления страной юноши…
Янур мысленно усмехнулся: «В наше время каждый мнит, что лучше наместника знает, как управлять Танерретом, и я ни чем не лучше!»
Тильва заметила его ухмылку и пожала плечами: в последние месяцы её мужа часто посещало задумчиво-угрюмое настроение.
Между тем хозяин таверны тряхнул головой, возвращая себя ясность мысли и разгоняя призраки прошлого, и сообщил:
— Пойду на двор, расколю пару брёвнышек. Такая хмарь на улице, хочется тепла.
— Ведро прихвати. Я у печи поставила. И кости собакам рядом в мешке…
Что ж — ведро так ведро. Помои следовало выплеснуть подальше от заднего крыльца: ночью заморозки прихватывают воду, так что кто-то мог и поскользнуться.
Янур не спешил. Собаки в загоне при виде хозяина выскочили к самой решётке, начали толкаться, догадываясь, что он пришёл не с пустыми руками. Но по первому окрику тут же угомонились и отошли к дальней стенке вольера. Две из трех — крупные городские дворняги, а один — коанерский ныряльщик, чёрный, лохматый и умный пёс, признанный вожак маленькой стаи.
Янур проверил воду, накормил псов, приласкал улыбчивую дворнягу Мышку. Оставалось только выплеснуть воду да заняться дровами. Как вдруг Холок глухо заворчал и, забыв о кормёжке, направился в ту часть вольера, что граничит с хозяйскими сараями. Мыша, тоже что-то почуяв, задрала голову и звонко залаяла.
— Тихо вы, — прикрикнул на псов Янур, — сам посмотрю!
Собаки смолкли. Прихватив на всякий случай железный ломик, которым в морозы сбивали с крыльца лед, да так и забыли прибрать, хозяин таверны направился к сараям, столь заинтересовавшим его собак. В одном из сараев ждала ремонта старая телега, в другом хранилось всё то, что по каким-то причинам в дом не помещалось, а выкинуть было жалко. Словом, если бы воры туда залезли, вряд ли они нашли бы хоть что-то ценное.
Янур скорей ожидал увидеть там приблудившегося кота или щенка.
Но это был не щенок. И не кот.
В тени под навесом, вроде бы, стояли действительно люди — двое. А уж с двумя воришками хозяин таверны справится, не с таким справлялся.
Один вдруг шагнул вперед, примирительно приподняв руки:
— Дядя Янне! Придержи псов, не признали они меня. Ты сам-то признаешь?
— Ифленец! Вот ведь, — изумился старый моряк — Только сейчас тебя поминал.
Шеддерик та Хенвил вышел на свет, и Янне поразился, как плохо тот выглядит. Голова разбита и в синяках, перевязана какой-то грязной тряпкой, подбородок зарос, как у артельного, а одежда превратилась в лохмотья.
— Надеюсь, поминал-то чем хорошим? — широко улыбнулся гость. Но тут же посерьёзнел:
— Нам нужна помощь.
Вдруг из-за его спины раздался удивлённый девичий голос:
— Дядя Янне? Даже так?
И тут перед Януром явилось привидение. Привидение было одето в обноски и выглядело немного иначе, чем Янур помнил. И всё-таки он сразу, безоговорочно её узнал.
И стоял столбом, хлопая глазами и не в силах поверить, что рэта Темершана Итвена стоит перед ним во плоти. А сама Темершана — не стояла. Подбежала, и вдруг повисла у него на шее, как в былые, прекрасные времена:
— Шкипер Янур! Я не надеялась тебя увидеть!
Благородный чеор Шеддерик та Хенвил
Тракт вымотал его, кажется, больше, чем весь предыдущий путь. Эта широкая, некогда наезженная торговая дорога на поверку оказалась почти пустынной. В первые часы они встретили лишь пару подвод да одинокого бродягу, бредущего из Тоненга с штопаным мешком за спиной. Бродяга брёл медленно, глядел только себе под ноги, и лишь когда поравнялись, окинул их насмешливым, всё понимающим взглядом.
Шедде в тот момент накинул на голову капюшон и больше не снимал его. Светлые ифленские волосы могли привлечь ненужное внимание.
Хорошо ещё, что извечную зимнюю грязь в то утро слегка прихватило морозцем, иначе идти по тракту и вовсё было бы невозможно.
Может оттого, что сам Шеддерик двигался несколько медленнее, а может, и впрямь сухарь помог, но Темершана больше не отставала. Держалась в полушаге позади, при ходьбе лишь слегка опираясь на свою «резную палку».