— Хорошо. Я сейчас в кабинет к Мюраю, а потом сразу же к Фейну.
Эван добавил от себя:
— Я еще загляну в общую залу к констеблям, а потом к лер-мэру на совещание.
Впрочем, ни в какую общую залу он не пошел — в кабинете Брока нашлась не только уставшая, бледная Элизабет, но и злая, явно расстроенная, Виктория. Они сидели у рабочего стола Брока и как-то обреченно, в тишине, дружно крошили на тарелочки пирожные. Горький, тревожный аромат кофе витал в кабинете.
Грег при виде Элизабет не сдержался — рванул к ней, крепко прижимая к себе и шепча глупости. Брок покраснел, как рак, и, выбравшись из своего кресла, осторожно попятился к окну, старательно делая вид, что его тут нет. Эван тем временем подошел к Виктории и лишь церемонно взял её за руку, тоже что-то тихо говоря. Грег хмыкнул — в их жизни не было такой чудесно бесцеремонной сестры, как Андре, чтобы растерять свою чопорность и забыть глупые правила этикета.
Лиз потерлась носом о его немного грязный мундир:
— Я в порядке. Небольшое недоразумение с полицией — на меня надели магблокиратор, приняв за ведьму. Брок уже разбирается… Виктория меня подлечила, так что меня ничего не беспокоит. Не волнуйся.
Он честно сказал, старательно унимая бушующий в сердце эфирный океан, с головой захлестывающий его тревогой — если Виктория лечила Лиз, значит какая-то сволочь посмела ударить её, посмела поднять руку на женщину:
— Все равно буду.
Лиз чуть отстранилась назад и внимательно осмотрела его, замечая и пыль на мундире, и легкую шишку на лбу:
— А тебя кто посмел обидеть?
— Дерево, — признался Грег. — Упал и лбом прямо в ствол. Ничего, уже все прошло.
Про нежить он благополучно промолчал. Он провел пальцами по лицу Лиз и снова уточнил:
— Ты точно в порядке?
Удивительно, но она, лера до кончиков ногтей, поняла его — поняла, почему он должен идти, бросая её в такой ситуации:
— Дела, да? Иди — я побуду тут.
Грег посмотрел на Мюрая, сосредоточенно что-то рассматривающего на улице:
— Брок, я твой должник.
Тот повернулся к нему, криво улыбаясь:
— Это я должник Малыша… Я утром…
Эван на этих словах отвлекся от Вик в очередной раз каменея — наверное, боялся, как такое воспримет Грег. Грег воспринял спокойно: Лиз, хоть и его жена, но имеет право дружить с тем, с кем хочет. Брок более чем достойный друг. Он всегда придет на помощь, как сегодня, и не бросит в беде.
— … пожаловался ей, что должен сидеть на совещании, и она пришла мне на помощь, спасая от лер-мэра. И это было отчаянно самоотверженно, как все, что она делает. Как-то так.
— Тогда я пойду — постараюсь вернуться быстро. — Грег пояснил для Лиз и Брока: — Меня ждет Фейн.
На этих словах Грега Виктория побелела и поджала губы. За ней окаменел и Эван. И что умудрился сделать Фейн на экзамене? Его там вообще быть не должно было. Впрочем, Вик быстро взяла себя в руки:
— Если тебя не затруднит, ты можешь узнать, что ему не понравилось в моих ответах? Он сказал, что я не заслуживаю быть детективом-констеблем. — она замерла, а потом упрямо выпрямилась, вскидывая подбородок гордо вверх: — Впрочем, нет, не надо. Предпочту забыть о Фейне.
Грег все же сказал:
— Спрошу. Обязательно спрошу. — Его это самого интересовало.
Оставлять Лиз не хотелось, особенно после еще нет-нет, да полыхающего в воспоминаниях дикого чувства невосполнимой потери, но службу никто не отменял. А рядом с Лиз Брок — лучший друг, которого только можно было желать.
Грег выпустил Лиз из объятий, помог опуститься в кресло, цапнул со стола небольшую корзиночку с мясной начинкой вместо несостоявшегося завтрака и заставил себя пойти к Фейну. Он спустился на первый этаж, дошел до кабинета, который еще недавно занимала Тайная служба, и замер перед дверьми. Вспомнились слова Оливера, что он не предает своих. И ведь пары дней не прошло, как предал, причем совершенно не понятно, зачем. Смысла никакого: все знающие Викторию люди отчетливо понимают — она заслужила быть детективом, причем даже не констеблем. Её уровня знаний хватает для звания инспектора, не меньше.
Из кабинета глухо раздалось:
— Входи, Грег!
Дверь открылась — на пороге стоял Оливер собственной персоной. Усталый, с красными от недосыпа глазами, растрепанный в той мере, когда небрежность в одежде, как то: снятый мундир, расстегнутый до груди ворот сорочки, закатанные до локоть рукава — еще не перешла грань пошлости и недопустимости в обществе. И тут тоже пахло кофе, только не обреченно, а сонно.