— Надо сдать моих.
— Чаво⁈ — опешила Эмма, паркуясь у ломбарда.
— Моих. — снова повторил Брок. — Надо сдать моих. Точнее, не совсем моих.
— Ну… Да… Эт поворот. Это все меняет… — неуверенно ответила Эмма, принимая деньги. — Я это… Быстро. Ага?
Брок кивнул. Она выскочила под дождь, тут же промокая до нитки, и буквально взлетела по высокому крыльцу под защиту козырька над дверью. Впрочем, от косых струй дождя, летевших по воле бурного ветра почти вдоль земли, это не спасало. Брок не был уверен, что Эмме откроют дверь, но появилась небольшая щель, и охранник, оглядев Эмму, все же запустил её внутрь. Шаррафа шаррафой, а дела должны идти. Прижать бы Скорпиона, но, во-первых, пока нечем, а во-вторых, иногда он был удобен, сдавая самых наглых воров. Тех, кто ему мешал, конечно. Брок передернул плечами, но все же решительно выбрался из паромобиля — вдруг Эмме потребуется помощь. Впрочем, счастливая Эмма выскочила почти сразу же, зажимая в ладони что-то мелкое.
Промокший до последней нитки Брок сел на водительское сиденье. Эмма обиженно обошла паромобиль и села рядом:
— Не больно-то и хотелось… Смотри, не заблудись в улочках Ветряной гряды.
— Я там с детства не блуждал, Эмма. Так… — он осторожно поехал, чувствуя, как колыхается тяжелый паромобиль под порывами ветра. — Все получилось?
— Ага… — Эмма разжала кулак и показала маленькую камею. — Теперь можно и того… Самого… Ну, ты понял.
Брок спокойно сказал:
— Спрячешь камею где-нибудь в щель на полу — под полками или под шкафом. Потом кто-нибудь случайно найдет. Сама же знаешь, как это бывает — закатилась вещь куда-нибудь, что сразу и не найдешь.
Эмма удивленно сказала:
— И ты не выдашь?
— Не выдам.
— А… Ага… Поняла… — она поморщилась. — Так… ты ж говорил — своих сдать. Точняк. Хозяина меняешь, да? Нууууу… Я поговорю с Пауком, только не уверена, что он возьмет бывшую пилотку к себе. Ты приметный, сам понимаешь.
Брок возмутился:
— Знаешь, говорят, что рыжие — бесстыжие, но не до такой же степени, Эмма! Я полицейский, я никогда не предам закон. — Пришлось скрестить пальцы на левой руке, чтобы Эмма не заметила — закон он как-то все же переступил. С тем же потенцитом.
Эмма буркнула:
— Тогда я ниче не понимаю. Объясняй толком, чтобы я смогла правильно все сделать.
— «Отпетые» же все еще контролируют Веселый квартал до Старого моста?
От него ничего не осталось, даже опор, когда четверть века назад Тальма объявила торговую блокаду Вернии, разрушая все мосты через Ривеноук.
— Да, — подтвердила она. — Чё надо-то⁈
— Нужны сведения о том, какие заведения подгреб под свою защиту Речной участок.
— А! — поняла Эмма. — У вас новый передел, да?
Брок мрачно сказал, прищуриваясь в попытке хоть что-то разглядеть в кровавых потоках воды:
— Можно и так сказать.
— Поняла. Поговорю с Пауком — он радый будет вам подсобить. Только не обессудь, потом помогать подгребать под себя данников не буду — свои все же ближе.
— И не надо. Если еще поможешь найти аналогичного человечка, кто знает про тоже самое, только в портовой части, буду очень благодарен.
Эмма озадаченно поморщилась:
— Ээээ… Но там-то точняк ваша территория. Речной туда носа не сует.
— И все же…
— Поняла, не дура — найду.
Наконец-то из кровавого сумрака показался дом нериссы Идо. Брок, взмокший еще и от напряжения, выдохнул:
— Приехали.
— Угу, — Эмма вцепилась в корзину с едой и рванула под дождь. Дверца паромобиля оглушительно хлопнула — бешеный порыв ветра придал ей скорости. Эмма чуть не упала, чудом удержавшись за старые перила крыльца и принялась спускаться по лестнице к двери, по щиколотку утопая в потоках воды, несущихся с горы в сторону реки.
Брок выбрался следом, привычно набрасывая на паромобиль защитное плетение: не от воров — от ветра и летящего мусора.
Эмма с трудом достучалась — ей открыла дверь сама нерисса Идо, бледная, напуганная, такая… Родная. Брок мысленно выругался, запрещая себе даже думать о том, что её можно обнять и утешить.
— Эмма, Брок, вы тут! — с диким облегчением в голосе сказала Идо. — Я так боялась, что Эмма не успела добраться до дома… Спасибо, Брок…
Она шагнула к нему, неожиданно прижимаясь к его груди:
— Я так испугалась… Это же ужас, а не погода…
Осторожно приобнимая Шарлотту за талию, он прошептал куда-то в завиток волос у виска:
— Шшш… Все хорошо. Это всего лишь шаррафа. Я тут, я рядом, я никуда не уйду и не брошу тебя, Лотта.
Она кивнула, еще крепче прижимаясь к его груди. Брок вздохнул. Мокрый до исподнего как мышь, весь в красных потеках от шаррафы, с хлюпающей водой в ботинках, с щекочущимся песком за шиворотом, он никогда не был настолько счастливым. Он был… Дома. Впервые со смерти отца у него вновь появился дом, куда хочется возвращаться и где его ждут. И даже цветы оказались не нужны.