В следующем доме им с Вик тоже были не рады, но лер Харрингтон хотя бы пообещал, что расспросит слуг. Позволить сделать это Смиту он разрешения не дал. Лера Харрингтон оказалась чудесной красавицей с белоснежной, без единого изъяна кожей, с черными, как вороново крыло волосами и удивительно яркими синими глазами — такие красавицы и без приданого легко находили мужей. Странно, что такая красавица вышла замуж почти за старика — у неё с мужем была разница почти в четверть века. Сейчас это уже осуждалось. Тот же Эван разницу в десять лет между ним и Вик считал катастрофой… Хотя, с другой стороны, у такого брака, как у Харрингтонов, есть одно большое преимущество — мужчина уже нагулялся и знает, что хочет от супруги. Как правило, в таких браках мужчина сохраняет верность.
Канун и праздники по словам лера Харрингтона они проводили в лесу Сокрушителя, снимая там небольшую хижину. Он даже принес в качестве алиби документы об аренде хижины. Весьма предусмотрительно сохранять такие документы. Только добраться из леса Сокрушителей до парка пара часов всего. Это не алиби — ночь в Канун длинная. Все можно успеть, было бы желание.
Нер Оливейра дома отсутствовал. Их со Смитом принял дворецкий, который сообщил, что нер Оливейра в Канун всегда покидает Аквилиту — встречает Явление с семьей в Арселе.
Вик вздохнула — все три вероятных подозреваемых с алиби. Хоггу катастрофически не везет! Или он все же виновен. Она спустилась с крыльца дома Оливейры и замерла: несмотря на ветер и зной, улица ожила. Гуляли дети, запуская воздушных змеев, следили за их прогулкой гувернантки, сейчас немного встревоженные — они привыкли проводить это время в парке, а тот был еще закрыт без объяснения каких-либо причин. Один из мальчиков лет пяти увлекся змеем и не заметил бордюр. Мальчишка упал, громко при этом крича. «Ноа явно бы на стала дружить с таким плаксой», — машинально подумала Вик. Няня тут же бросилась к мальчишке, утешая его странным стишком — уж лучше бы домой его отвела и промыла ранку:
— Боль твою отдам ромашке,
Та отдаст её букашке,
А букашка улетит,
И у Стива не болит.
Вик вздрогнула:
— Кажется, я знаю, как могли передать вернийку сестре Хогга. И как Хогг забрал болезнь себе…
— Все же порча? — вскинулся усталый, потный Смит. В его глазах плескалась внезапная надежда.
— Абсолютно светлый ритуал. Только я не уверена, что его можно так-то осуществить. И, главное, как поймать преступников. Не ждать же следующего Кануна.
Элизабет устала — наверное, из-за болезни она тяжело переносила зной. Дел же накопилось немало, и ради Грега она упорно ими занималась, проведя всю первую половину дня в разъездах. Она даже лекарство с собой захватила, не надеясь оказаться дома в обед. Они побывали с нером Чейзом, управляющим артефакторной фабрики Фейнов, в мастерской Риччи, договорившись об обучении для начала десяти рунных кузнецов, потом они поехали в Ветряной квартал, где выбрали место для будущей фабрики — поближе к воде, так как Чейз не хотел полагаться только на дирижабли. Ривеноук никогда не застывала, так что её легко можно было использовать, как транспортную артерию. Они провели несколько собеседований с кузнецами, дали в газету объявление о наборе рабочих и строителей, отвезли в мэрию всю необходимую документацию, и вот сейчас собирались ехать на переговоры с профсоюзами, спасая Эвана Хейга, как тут…
Элизабет замерла у крыльца мэрии, рассматривая как со стороны грузового порта через Поля памяти потянулся в горы черный, едкий дым. Он затягивал полнеба, извиваясь как клубок черных гадюк по осени в ямах, и только все больше и больше усиливался.
— Что это? — спросил ничего не понимающий Чейз. Если бы Элизабет знала!
Дымный столб рос и рос, погружая город в воняющую гарью мглу, даже ветер шаррафы не справлялся, заставляя кашлять и вспоминать добром маски Вечного карнавала. Элизабет, кстати, давно перестала носить с собой маску. Зря, как оказалось.
— Это что-то горит в порту. Что — я не знаю.
Гулкий, пробирающий до костей взрыв сотряс город. Элизабет громко сглотнула — уши заложило. Сердце трепыхалось в горле. Вспомнились страхи о налете на город. Только среди дымов не было дирижаблей. Еще не родился тот сорвиголова, кто сможет плыть в шаррафу. Высоко в небеса рванули языки пламени. Даже страшно представить, что так сильно могло гореть, если даже тут, через холмы Полей памяти, было видно пламя.