Слава поморщился – сзади уже мелькала фигура Ивана Афанасьевича. Дядя Ваня, как именовали его на рынке старины, был коллекционером средней руки, никогда не пропускавшим удобного случая и будто клещами присасывающийся к приглядевшемуся ему предмету. Логинов быстро заслонил собой мужчину и не теряя времени, начал с показным равнодушием листать каталог.
– Старая книга. И дорогая, – не вытерпев затянувшейся паузы, с видом знатока начал торговаться мужчина.
– Старая то старая. Но такими у нас печки топят, – издевательски скривился Слава.
– Но ты пойми – это же старина! – совсем раскис мужичок.
«А ты даже для лохов лох» – насмешливо и одновременно обрадованно подумал Логинов. Но пора было побыстрее закончить спектакль. Даже не оборачиваясь, Слава за спиной чуял хмурый, просто испепеляющий взгляд Ивана Афанасьевича.
– Да я тебя русским языком толкаю – ошибся ты адресом, мужичок. Книжонку не в антикварный рынок нести надо было, а в киоск по скупке макулатуры. Вот только рисунки больно красивые, жалко! Моя дочка в художественной школе учиться, я ей недорогой подарок к дню рождения присматриваю. Пятисот рублей хватит? – сам удивляясь своей наглостью, спросил Логинов.
– Ну хотя бы тысячи полторы дай! Чтоб дорога хотя бы окупилась, – уже отчаявшись попросил мужичок.
– Ладно, вот тебе тысяча и по рукам, – вытащил с кармана скомканный банкнот Слава, с видом несказанной доброты протягивая его мужчине. – А ты сам с Литвы, что ли?
– По акценту угадал или как? – хмуро спросил мужчина, жадно хватая банкнот из рук Славы.
– Ну да, по акценту… Не спрячешься, – с усмешкой протянул Слава. – А ты почему, брат, к нам ее продавать тащил? Покупателей в Литве не нашлось?
– Дела тут у меня были, – с видимой неохотой протянул мужчина. – Заодно и книжонку привез. Она отсюдова, немецкая. Вот и прикинул – может, заинтересуется кто – то…
– А она у тебя одна? – боясь показать свою заинтересованность, будто между прочим, словно для поддержания разговора спросил Слава.
– Ну, есть еще, – в свою очередь замялся мужичок. – Валялись у деда никому ненужные на чердаке. Решили ремонт делать – и нашли. Дед и сам забыл об их существовании. Да и не очень силен во всей этой макулатуре.
Оно и видно, ехидно подумал Логинов. Да и сказку о дедовском чердаке литовец придумал очевидно сгоряча. Слишком уж ухоженным показался Славе каталог. Не валялся он где то давним давно всеми забытым – это уж точно!
– А ты привези их, когда снова надумаешь наведаться, ладно? Вот и хорошо. А знаешь, давай поговорим об этом как мужикам надобно. Забегаловка тут у нас почти рядом. Да не беспокойся – плачу я, за свои кровные…
… Деловое свидание, как и следовало ожидать, окончилось обоюдными уверениями в вечной мужской дружбе. Ромас – так звали литовца – поклялся привести еще пару книг. Занимаясь какой то мелкой контрабандой, он имел давным давно проверенный и надежный «коридор» в таможне. Но это Логинова интересовало меньше всего. Уже порядком охмелевший, он сунул литовцу записку с номером своего мобильного телефона и радостно помчался домой.
1.3
Когда Логинов наконец добрался до дома, как зеницу ока оберегая драгоценный пластмассовый мешочек со своей добычей, во дворе в очередной раз был встречен насмешками дяди Гриши.
– Ты что, Слава, опять в свои бирюльки играл? Даже разбогател, как вижу. На сколько миллионов – а то и не наших «деревянных», а зелененьких – клад тянет? Удивил бы ты, что ли, старика. Или похвастаться снова нечем? – издевался дед, вольготно раскинувшись на дворцовом ларьке.
Друзей старика по домино жены уже давним давно согнали к домашнему очагу.
Гнать Григория Степановича было некому…
– Отвали дед, а? – по пьяному усмехаясь, в ответ незлобно проворчал Слава и нетвердым шагом заковылял к своему подъезду.
– Шалопай! Когда ты наконец остепенишься, по разуму и совести жить начнешь? Память своих родителей позоришь! – за такое пренебрежение к себе не на шутку разошелся Григорий Степанович.
Но слушать его уже было некому. Последние выпущенные вслед Славе возмущенные слова деда совпали с громко хлопнувшей дверью подъезда…
Подобные стычки со стариком у Логинова происходили чуть не каждый день, все во дворе привыкли как к должному, давним давно считали чуть ли не своеобразным ритуалом, и не обращали никакого внимания. Слава прекрасно понимал, почему так на его сердится дядя Гриша и терпеливо, молча переносил все выпады и даже оскорбления в свой адрес.
Григорий Степанович винил Славу в гибели своего единственного сына. Хотя и был не прав, убеждать в обратном Логинов не стал. На это у него имелись собственные причины, о которых он предпочитал молчать…