Но сделать ничего было нельзя — Равиль хоть и по-детски, но был очень горячо влюблён в своего сводного дядю и даже называл его отцом, особенно при всём в классе. Когда Рэй забирал близнецов из школы, чтобы отвезти их к себе домой на выходные, Равиль непременно выбегал из здания с радостными криками: «Папа! Папа!» — и бросался альфе на шею. Рональд только осуждающе качал головой, глядя на это, но не вмешивался, а иной раз даже разруливал стычки брата с одноклассниками — те ведь беспрестанно твердили Равилю, что Рэй ему вовсе не отец, а настоящий его отец умер, и дело доходило до яростных драк. Но Рональд их пресекал, если успевал, и в конце концов убедил бОльшую часть приятелей не трогать Равиля и дать ему возможность называть отцом того, кого он хочет. А позже конфликт угас окончательно, потому что Рэй пошёл навстречу мальчишке и стал звать его сыном. Вот тут уже и сверстники притихли, а уж как счастлив был Равиль — так это надо было видеть.
Вот так мальчик выбрал свою любовь, и пусть чувства его были наивны и по-детски чисты, но Рэй всё равно сходил с ним к психологу. Альфу ситуация беспокоила, как когда-то тревожил отца случай с Эмиром, но даже специалист и тот посоветовал ему (как Ади, как Жан и даже как мистер Эдвард) особо не травмировать ребёнка. «Мальчику просто до боли не хватает альфы-родителя, — так он сказал. — И эта жажда вылилась в глубокое, нежное чувство, которое позже пройдёт, и беспокоиться не стоит». Но Рэй всё равно беспокоился, и, кстати, его опасения подтвердились: когда Равиль вырос, то первым же делом нашёл себе в пару альфу, причём до невозможности похожего на «приёмного отца». Вот этого Рэй и боялся, но видимо с судьбой не поспоришь. Конечно, он не стал повторять ошибок родителя и принял выбор «сына», ничуть не охладев к нему душой. Поэтому Равиль не пострадал, как Эмир, и даже был счастлив со своим новым избранником, но это уже было потом, а пока он не отходил от Рэя, и альфа даже иногда обнаруживал его у себя утром под боком в постели. Точно как Эмира когда-то. Но ругать Равиля было бесполезно — он тут же начинал рыдать и заикаться, а Рэй не мог на это спокойно смотреть. Поэтому он молча просыпался, обнимал мальчишку, включал мультики или какой-нибудь фильм, и они просто лежали вместе какое-то время, прежде чем встать. Равилю этого хватало, и он потом целый день бегал счастливый и радостный, зато Рэй не ссорился с Ади, который чуть что — постоянно вступался за брата.
Но к счастью, хотя бы Рональд, в отличие от Равиля, выбрал себе вполне, если можно так выразиться, «нормальную» пассию. Он влюбился в маленького Люсьена, да так сильно, что это стало камнем преткновения и причиной ссор между детьми. А поскольку Флори, несмотря на свой пятилетний возраст, был уже вполне серьёзным соперником, то на этот раз Рон проявил безжалостность и первым делом высказывал малышу, что ЛЮси не сможет стать его мужем, ибо они оба — братья. На что Флориэль, недолго думая, парировал, что Рональд тоже не имеет таких прав, поскольку он Люсьену дядя, и дело кончилось дракой. А поскольку Рон был сильнее, то ЛЮси тут же вступился за слабого — ибо присутствовал при конфликте, и сердце Рональда разбилось окончательно. В итоге у них с Флориэлем возникли неприязненные отношения, и Рон стал глубже уходить в учёбу, чтобы поменьше страдать. Но всё равно стычки случались, в последнее время всё чаще, и в них уже приходилось встревать Рэю, чтоб дети не покалечили друг друга. Вот такие были проблемы в этой семье, хотя споры решались быстро — в основном за счёт того, что Рональд уступал, руководствуясь своей мудростью и старшинством, но надежд на Люсьена не оставлял ни на минуту. И пусть Ади и Рэй были уверены, что рано или поздно этот «заскок» пройдёт — Рон был с ними не согласен. Но втайне.
А Ади так и не смог стать хорошим родителем. Конечно, он сразу пришёл в себя, как только Марк взял все заботы о сыне в свои руки. Омега ужасно тогда переживал за все те мысли, которые лезли ему в голову, пока он был в неадекватном состоянии, но депрессия быстро прошла — свобода и работа, а так же осознание того, что ребёнок под надёжным присмотром, быстро исцелили Ади. И всё равно он не смог полюбить сына так, как надо бы. И не потому, что Флори напоминал ему давнее зло, нет — об этом омега уже давным давно позабыл, но он просто по натуре своей не был приспособлен к отцовству. А Флориэль страдал. Он чувствовал эту нелюбовь, часто из-за этого плакал, бывало, что и болел, и Ади даже оставался с ним один на один вместо Марка, чтобы хоть как-то загладить вину, но хватало его ненадолго. Стоило позвонить кому-то с работы, как омега снова углублялся в дело, забыв про всё: висел на телефоне, торчал в скайпе, изучал материалы, решал деловые вопросы, а Флори пока читал книжки, играл совершенно один, смотрел мультфильмы и, сам того не осознавая, болезненно ждал с работы отца. Чтобы обнять его и прижаться, наконец, к любящему сердцу, испив его доброго тепла.
А Рэй и в самом деле обожал детей, причём всех четверых сразу, и почти не ставил между ними различий. Ну разве что самую малость: Флори он любил как родного — и это было понятно, а ЛЮси ласкал и нежил особенно, потому что тот был омегой, а ещё невероятно похожим на умершего возлюбленного, и альфа будто бы долг ему возвращал — за всё. Ведь Ади рассказал Рэю — ещё в роддоме, что именно ЛЮси, приснившись ему, поведал об истинной причине своей смерти. Поэтому дело и закрутилось. А ещё Рэй узнал, что это Люсьен будил его и приводил в сознание, когда альфа впадал в состояние сомнамбулы и пытался убить своих парней. Рэй тогда очень растрогался от всего услышанного, безоговорочно поверив Ади, и долго плакал, а потом признался, что чувствовал всё это сам, но просто боялся поверить. Он ужасно переживал, что ЛЮси помогает ему и даже спасает, хотя Рэй этого ни капельки не заслуживает. И даже то обстоятельство, что возлюбленный погиб не от его руки, не особо успокоило альфу. Он всё равно чувствовал вину, и только когда Ади рассказал ему всё и уверил, что ЛЮси совсем не сердится, а ещё живёт сейчас среди ангелов и даже счастлив, только тогда Рэй почти перестал страдать. А довершило дело то, что он взял под опеку место захоронения бывшего возлюбленного и его несчастных родителей, привёл могилы в порядок, поставил ограду и теперь тринадцатого числа каждого месяца посещал это место, возлагая свежие цветы к надгробьям, но теперь уже не испытывал никакого страха, а только покой и умиротворение на душе.
Так история и закончилась. Ади не стал говорить альфе, что ЛЮси скорее всего живёт теперь в теле приёмного сына Эмира — зачем всё усложнять? Тем более Люсенька — это уже был не Люсьен, а совершенно другой ребёнок, и он не помнил ровным счётом ничего из того, что с ним случилось, воспринимая себя самым обычным человеком. Он просто жил, рос и радовался, любил приёмных родителей и всех своих дядюшек вместе взятых, а заодно и деда. Мистера Эдварда ЛЮси особенно обожал, просто всем сердцем, как впрочем и Флори, поэтому оба ребёнка часто бывали у него в доме, в том числе и на выходных, и тогда праздник любви отмечался в обоих молодых семействах сразу. И это было прекрасно, но речь сейчас пойдёт о другом: об одном занимательном факте, который произошёл в жизни этих людей.
Ведь король, проявив благосклонность, разрешил Эмиру и Дину взять родовую фамилию их приёмного сына. Поэтому все документы, говорящие о том, что ЛЮси родителям не родной, были надёжно скрыты в тайном архиве дворца, а фамилию для пущей убедительности пришлось принять не только новоиспечённым родителям, но и всем остальным членам их семьи. Так Левансонским стал Ади (теперь уже официально), а так же оба его брата — Рональд и Равиль, с ними и дядюшки — мистер Стэнли и милейший господин Ив. И только с мистером Эдвардом произошла небольшая заминка. Отец Рэя отказался от титула наотрез, а так же запретил двум оставшимся сыновьям брать эту фамилию, за что король разгневался на него и вызвал к себе на аудиенцию.
Мистер Эдвард явился, ибо отказывать правителю считалось дурным тоном, и у них состоялся занятный разговор. Правда, не сразу. По традиции мистер Эдвард с Его величеством выпили коньяку, сыграли в шахматы, соперник, конечно, искусно поддался — этого тоже требовал этикет. Выиграв, король остался доволен, они с гостем пригубили ещё по бокалу, поговорили о сторонних вещах и только после перешли к делу.