Рэй закрыл глаза рукой, опять замолчал. Ади не трогал его, потому что боялся спугнуть: рассказ, похоже, подошёл к самому главному, и омега опасался, что Рэй вновь замкнется. Поэтому он помалкивал, и в конце концов дождался — альфа снова заговорил, но на этот раз чувствовалось, что рассказ даётся ему с трудом.
— Понимаешь… — начал он. — Люсьен был очень своеобразным. У него была одна нехорошая слабость — он был слишком любвеобилен. Просто нереально страстен, как будто тёк постоянно. А уж когда, действительно, тёк — это был вообще караул. Удовлетворить его было невозможно, доходило до истерик, он просто с ума сходил. И лекарства не помогали. В итоге… — тут Рэй запнулся, но потом, видимо, решил ничего не скрывать. — В общем, я покупал ему альф. Двух, а то и трёх сразу — из дома Любви. И даже они еле справлялись. Причём, всё происходило на моих глазах, и меня это в конце концов даже стало заводить. Но у меня и в самом деле физически не хватало на него сил — я выдыхался, просто падал без чувств, а ему всё было мало. Он очень страдал, пытался лечиться, но ничего не помогало. А альфы по вызову здорово спасли ситуацию — особенно во время течки. Да, собственно, только тогда я их и приглашал. А так справлялся сам, хотя тоже было нелегко. Люсьен всё время хотел секса: и днем, и ночью, постоянно, поэтому я жил на износ. А он без конца благодарил меня — за терпение, говорил, что я его спаситель, что ему впервые так повезло и он может теперь жить с постоянным альфой, даже не взирая на свою проблему. А уж сколько любви он давал мне в ответ — то была отдельная песня. Наверное, королей так не обхаживали, как меня. Но я и не сопротивлялся — в конце концов, заслужил и, можно сказать, заработал…
Тут Ади уже начал покусывать губы. Ревность так и засвербила в сердце, но нужно было выслушать всё до конца. А это становилось делать всё труднее — Рэй, похоже, слишком увлекся приятными воспоминаниями. В итоге омега прокусил губу до крови и даже вскрикнул.
— Ах! — он раздражённо стукнул себя рукой по коленке. — Ну хватит уже подробностей. Переходи к делу!
Рэй сразу опомнился.
— Ох, прости… — он обнял его и, не смотря на сопротивление, всё-таки поцеловал. — Извини… Я забылся… — но Ади так рассердился, что пришлось его отпустить. — Ладно, малыш… — альфа не стал его трогать — Ты только не думай, что мне всё это нравилось. Я лишь терпел, но моё самолюбие здорово страдало от этого. И пусть наблюдать за спариваниями — это был своего рода мазохизм, но я всё равно страдал и мучился больше, чем было нужно. И даже зализывание ран не особо-то помогало. Пусть в итоге я оттаивал, всё прощал, понимал, входил в положение, но боль в душе копилась. И в итоге произошел взрыв. Я не оправдываю себя — нет, но хотя бы пытаюсь объяснить, почему всё так получилось…
Ади встал и пошёл за сигаретами. Захотелось курить, потому что сердце здорово затерзалось. Омеге вдруг стало казаться, что Рэй так и любит всех своих прошлых любовников, а Ади для него лишь игрушка для снятия стресса. И этот нездоровый мысленный поток надо было срочно прервать, поэтому Ади вынул из сумки пачку, взял сигарету и закурил, но уселся всё же не на диван, а в кресло — подальше от альфы. Взяв пепельницу, он отвернулся к окну.
— Ну и что дальше? — спросил он. — Чем всё закончилось?
Рэй посмотрел на него, но не стал обижаться — и так было тяжко.
— А дальше… — ответил он. — Однажды Люсьена не было дома, и я зашёл в его спальню. Там на столе стоял ноут, а на экране осталась переписка. Люсьен, видимо, ушёл недавно, так что экран ещё не погас, тем более он всегда ставил таймер чуть ли не на час — его постоянно бесило, если компьютер выключался внезапно. Я обычно никогда не лез в его дела: ни следил за ним, ни ревновал. А какой смысл? Он занимался сексом с другими альфами у меня на глазах. Так куда ещё ревновать? И если даже он где-то и изменял мне помимо этого, то это уже были мелочи, — Рэй горько усмехнулся, потом устало потер лицо руками, тяжко вздохнул. — Одним словом, слежкой я не страдал. Но тут вдруг случайно зацепился за текст. Не знаю почему, но начал читать. И чем дальше читал, тем страшнее мне становилось. Люсьен переписывался со своим другом, говорил ему обо мне. Писал, что альфа у него полный идиот и осёл, поэтому он изменяет ему как хочет, а тот и в ус не дует. Что альфа его слаб и не может его удовлетворить, поэтому приходится искать члены на стороне. Ну и всё в таком духе… — Рэй помолчал какое-то время, справляясь с чувствами. — И это после всего, что я для него сделал. После всех моих жертв, мучений, терпимости. Оказывается, надо мной насмехались, да ещё и делились этим с кем-то… Я думал, рехнусь, когда прочел это всё… Ты не представляешь, какая злость меня взяла. Все мои переживания разом взошли колючими ростками, и из них мгновенно выросла дикая ненависть. Любовь, если он и была, превратилась в прах. Всё, что сейчас я хотел, это уничтожить мерзавца голыми руками…
Рэй встал, прошёлся по комнате, нервно ударяя кулаком по ладони, а омега даже про сигарету забыл, наблюдая за ним испуганным взглядом, полным в то же время искреннего и глубокого сострадания.
— Какой же он ублюдок… — Ади со злостью раздавил окурок в пепельнице. — Да он ещё легко отделался! Надо было не так его убить! Надо было…
— Ади! — Рэй остановил этот горячий поток ярости. — Просто дослушай. Я лишь хотел, чтобы ты понял, что почувствовал я… Не спеши с выводами…
Омега сдвинул брови, обиженно плюхнулся в кресло и закурил ещё одну сигарету. «Ну-ну, давай, защищай его, — подумал он про себя. — И почему все альфы такие глупцы? Готовы ноги целовать всяким сволочам, которые только и делают, что вываливают их в грязи. Тьфу!» Ади стукнул рукой по подлокотнику.
— Ты просто дурак! — в сердцах выпалил он. — Его надо было сжечь на костре! Кожу живьем снять — вот что надо было сделать. Ты ему ещё услугу оказал…
Рэй улыбнулся, с печальным умилением поглядев на своего друга. Конечно, ему было приятно, что омега так сочувствует, и тем не менее, он поспешил исправить положение.
— Не торопись… Ты сейчас совершаешь ту же ошибку, которую совершил я. Точно так же и я бесился, и проклинал его. А когда он вернулся домой — готов был кинуться на него и растерзать на куски. Но я не смог и слова сказать, потому что боялся расплакаться. Как последний придурок. Но мне было ужасно обидно — больно, горько до ломоты, я никак не мог понять, чем заслужил такое. А он зашёл ко мне в кухню, улыбнулся, поприветствовал, спросил, всё ли со мной хорошо. Видимо, вид у меня был ещё тот. Но я не ответил — просто молчал и злился. Обычно в таких случаях он всегда спрашивал, что случилось, но тут ничего не спросил. Сказал просто, что плохо себя чувствует и хочет полежать, и попросил принести воды. Я принёс. Очень пожалев при этом, что у меня нет яда, который можно было добавить в этот стакан. Он взял воду, отпил, поставил стакан на столик, потом прилёг на диван, попросил закрыть занавески. Я сделал и это, всё ещё ожидая вопроса, чтобы начать разговор, но так и не дождался — Люсьен мгновенно уснул. И это меня ещё больше взбесило. Я снова пошёл на кухню… и разрыдался там, как последний омега… Сам себе был противен, но ничего не мог сделать… А потом, как омега же… ты уж прости, что я сравниваю… это к тебе не относится — просто образ моего стыда… Потому что вместо того, чтобы разобраться со всем и открыто поговорить, я просто трусливо включил газ и ушёл. Да ещё включил-то как подло: поставил две турки на конфорки, как мы обычно делали, когда варили кофе на двоих, вскипятил их, дождался, пока жидкость зальет огонь, оставил газ включенным и ушёл. Как последний подонок…
Ади тут же подскочил, сжав кулаки.
— Да ты правильно всё сделал! — возмущенно воскликнул он. — Ещё не хватало жалеть такую сволочь! А потом отвечать за его смерть! Да он вообще!..
— Ади, — Рэй подошёл и обнял омегу. — Просто дослушай… — он погладил его шелковистые волосы, прижал голову Ади к своему плечу. — Я ушёл… Долго ходил: по парку, по скверам, ходил и злился, проклиная весь свет. Ничуть не жалел о том, что сделал, напротив — осознание того, что проклятый изменник сейчас умирает, грело мне сердце. До тех пор, пока я не оказался на бульваре и не увидел одну страшную сцену: какому-то пожилому альфе стало плохо на улице. Вокруг собрался народ, вызвали скорую, а он лежал на дороге — без чувств, бледный, с синеватым лицом, и мне даже показалось, что он был мёртв. А его омега — видимо, муж — так убивался над телом. Он так горько плакал и так кричал, что у меня сердце оборвалось. И я вдруг подумал, что же я натворил? Ведь у Люсьена тоже были родители — те, кто его любил. И как же я мог, из-за собственного оскорбленного самолюбия — в чём, собственно, сам же и был виноват — но какое я имел право лишать его жизни? Это осознание меня как обухом долбануло. Я сорвался с места и помчался домой. А по дороге молился, только бы успеть… Но не успел… Соседи уже почувствовали запах газа, вызвали службы, дверь вскрыли, а Люсьен… он был уже мёртв…