- Люди! - обрадовалась я, оглядываясь на дремучий лес.
Грохоча ногами по мостику и слушая журчание воды, я почти бежала по пыльной дороге, как вдруг передо мной выросла большая старинная деревенька.
- Ого! - перевела я дух, чувствуя, как от луговых трав пахло чем-то медовым и пряным. Запах был теплый, успокаивающий и очень настойчивый.
Стоило мне спуститься по каменистой дорожке, как вдруг я увидела незнакомую горбатую бабку, которая тут же насторожилась при виде меня. Выглядела бабка так, словно в молодости коней на скаку останавливала. Над губой у нее были черные усики, похожие на лису в зимний период. Глаза у бабки были черные, едкие, хитрые и очень внимательные. И нос с горбинкой. Так и просилось на язык: “карга”. Я сразу почувствовала, что от бабки жди беды.
Опыт пятой точки позволил почувствовать приближение неприятностей еще до того, как они на нее приземлятся.
- Ты к каких краев будешь? - с подозрительностью консьержки спросила бабка, пока я осматривалась. - Каким ветром тебя сюда занесло?
“А тебе какое дело?”, - мрачно подумала я, понимая, что больше в лес я ни ногой! Хоть стреляйте!
- Я… эм… - растерялась я, стараясь быть вежливой.
- С какой деревни будешь? - наседала бабка, зыркая по сторонам своими черными глазками.
- С города я, - с улыбкой махнула я рукой, а бабка тут же отследила мой взгляд. И что-то сопоставила в уме.
- Городская что ли? А че у нас забыла? - с подозрением спросила бабка, снова набрасываясь на меня с вопросами.
Я быстро пыталась придумать ответ, видя, как меня придирчиво осматривают. Я ей уже не нравилась.
- И что, у вас в городе все так ходят? - внезапно спросила бабка, глядя на мой сарафан. В ее глазах читалось “А ты, вижу, гулящая!”.
- Ну да, - кивнула я, поглядывая на телефон. Тот уже не подавал ни признаков жизни, ни надежды на связь. И ни одного газопровода. Ладно, газопровода! Не было даже столбов электричества! И вот это меня и насторожило.
Что-то здесь явно не так. И одета бабка была так, словно сошла со страниц учебника истории.
- Позорище! - сплюнула себе под ноги бабка, а я увидела на ней лапти! - Вон че делается! Скоро все голяком ходить будут!
И тут она снова посмотрела на меня. “Ну чего она прицепилась?”, - раздраженно подумала я, стараясь сохранить на лице маску вежливости.
- А ты, случаем, не нечистая сила, а? - прищурилась бабка, глядя на меня с подозрением. - А то, смотрю, простоволосая, не подпоясанная…Ведьма, не иначе как! Приличные девки косу плетут да опояску* носят. И ноги голяком не выставляют!
На ее каркающий голос стекалась деревня. Одеты местные были скудно и однообразно. На бабах платки, рубахи, сарафаны, на мужиках рубахи разной степени изношенности, пузырящиеся на коленях штаны, а дети - кто во что горазд. Все смотрели на меня как на диковинку, изредка перебрасываясь парой словечек. Неприятное чувство!
- Ты гляди-ка! - слышала я настороженный шепот. - Сто лет гостей не было… А тут на тебе!
- Надо бы проверить, - заметила бабка, потирая сухие руки.. - А то мало ли, что в деревню пришло. Вдруг ты ведьма какая? А? А нам тут своих бед хватает! У нас тут … лихо…
- Тише ты, Шебуршиха! - цыкнули на нее деренские, а в их глазах читался испуг. - А то разбудишь его! Спит себе - пусть спить! А ты - глазливая!
Я заметила, что они говорят тихо и все время поглядывают на лес. Неприятное чувство заставило меня поежиться.
Кажется, я уже сыграла на опережение и разбудила это… лихо. Но рассказывать такие новости, мне инстинкт самосохранения не позволял. Но тут же во мне взыграла совесть. То, что он - опасен, я уже поняла… А тут дети?
Я почувствовала себя неуютно. И надо бы сказать им, а с другой стороны…
А с другой стороны нельзя говорить. Вон у мужика вилы в руках. Я бы таким новостям не обрадовалась! Есть вероятность, что за такое меня по голове кирпичом погладят, а остатки истории я буду рассказывать уже на вилах! Ну, я бы так на их месте и сделала!
- Лихо? - удивилась я, как можно натуральней. И тоже с удивлением посмотрел на лес.
- Он самый… - прошамкала Шебуршиха. - Шла бы ты, девк, отседова. Лихие у нас тут места. И лес лихой…
- Не поняла? - уточнила я, оглядываясь на лес.
Меня так и подмывало сказать, что шептаться и ходить на цыпочках уже бессмысленно. Все, что должно было проснуться, проснулось! А тогда спросят, откуда я знаю? И что я им скажу?
Я шумно вздохнула. Совесть уже раззявила пасть, но я понимала, что муки совести ничто по сравнению с дубиной народной справедливости.
- А что тут непонятного. Раньше у нас Папоротке тишь была да гладь. В лес без опаски ходили. Грибов приносили - короба. И Лесной Царь не злобливый был. Бывало пошутит, но не до смерти. А потом чей-то случилось, и людей жрать начал. Был Леший, стал Лихо, - вздохнул старик в грязной рубахе. По его выцветшим глазам было видно, как скучает он по тем временам.