Тряска прекратилась также быстро, как и началась.
Немного успокоившись, я осторожно приблизился к гогочущим в пьяном угаре морякам, но стоило мне в приветственном жесте поднять руку, как вдалеке послышалось пение. Заунывный и обволакивающий, женский голос с морской глубины звал, заманивал, разбивал душу на осколки, каждый из которых был наполнен отчаянием. Вместо ожидаемой тоски, я ощутил лишь трепет от предстоящей неминуемой встречи. Морская гладь атласной лентой стелилась вокруг без единого рифа, на котором мог прятаться таинственный певец. Подождав пару минут, я обреченно махнул рукой в сторону моря и направился к пьянствующей толпе.
Матросы и не думали прислушиваться, двое из них рьяно доказывали что-то, готовые пустить в ход не только слова, но и кулаки. Остальные образовали круг и подначивали товарищей, выкрикивая непристойные грубые фразы и тайком делая ставки. Какое-то время понаблюдав за происходящим, я быстро потерял интерес к спору и, отодвинув маленькую бочку, уселся на нее, широко раскинув ноги. Старик, который сидел по левую руку от меня, наклонился над полупрогнившим столом, и, взяв стакан, наполненный ромом, молча протянул его мне. Руки его слегка дрожали и были покрыты морщинами, под ногтями застыл слой грязи, вызвавший по мне приступ тошноты. Я встретился со стариком взглядом и, благодарно кивнув, принял стакан из его рук, дабы не обидеть.
— Неужели девчонка довела тебя до этого отчаянного шага? — голос, наполненный презрением и осуждением, заставил меня вздрогнуть.
Пей.
Краткая вспышка боли. Зажмурив глаза и сжав зубы, я отрывисто выдохнул, пытаясь унять боль. Старик явно заметил перемены на моем лице, однако решил тактично промолчать и подлить себе ром в почти опустевший стакан. Наполняя его, старик упрямо старался перехватить мой взгляд, однако всякий раз, когда у него это получалось, я поспешно опускал голову, пытаясь унять дрожь. Сделав несколько спешных больших глотков и почувствовав, как по телу моментально разлилось приятное тепло, я повернулся к старику и четко произнес:
— Мне не нравится, как ты на меня смотришь, старик.
Тот лишь пожал плечами и продолжил сверлить меня взглядом. Что-то в нем было пугающее, звериное. Его глаза напоминали золотую монету на пыльной дороге, а дряблое трясущееся тело — старый полый дуб, который старик отчаянно пытался заполнить алкоголем. По телу пробежал холодок, я готов был поклясться, что старик старается подавить дьявольскую ухмылку. Внезапно за спиной раздался крик, в котором читались нотки ужаса и тревоги.
— Что за черт?! Где капитан?! Почему мы отклонились от курса?! Вставайте и немедленно за работу, жалкие свиньи! Вам платят не за то, чтобы вы просиживали свои задницы на корабле! Быстро поднять паруса, один из вас мигом за штурвал, надо вывести эту посудину с рифов!
Матросы бросились врассыпную: кто-то за штурвал, кто-то поднимать паруса, кто-то разгребать и убирать остатки недавнего веселья, чтобы в этой суматохе никто не покалечился, случайно поскользнувшись на бутылке рома. Оглядев палубу, я заметил, что старик стоит в углу, засунув руки в карманы, и с довольным выражением лица смотрит на происходящее безумие. Одну его ногу заменял деревянный протез, сделанный будто наспех, вторая нога была перевязана грязными бинтами, но одно не давало мне покоя — скрюченные пальцы громко стучали по палубе, лицо выражало полный восторг и эйфорию.
Откинув голову назад и закатив глаза, он явно наслаждался моментом. Решив, что старик тронулся умом, я поспешил на помощь матросам. Однако чья-то цепкая рука схватила меня за локоть и развернула: безумные глаза старика и гнилые выпирающие изо рта зубы заставили меня поежиться. Я попытался вырвать руку, но старческие пальцы сжались, точно клещи Свободной рукой старик нащупал фляжку, явно встревоженный:
— Ты выпил мало. Королева будет недовольна мной.
Он протянул мне фляжку, как ребенок, который хочет угодить матери, умоляя при этом не отталкивать. Эйфория на его лице сменилась ужасом, восторг — нервозностью. Старик постоянно облизывал потрескавшиеся губы и тихо постанывал, пытаясь впихнуть мне фляжку.
Пей!
Снова вспышка боли. Порывисто выхватив фляжку из рук старика, я осушил ее до последней капли и, кинув за борт, вытер остатки рома с губ тыльной стороной ладони. В голове снова возникло дивное пение, которое я услышал перед тем, как подойти к старику: оно становилось все настойчивее и требовательнее, манило, заглушая все чувства и эмоции. Перед глазами помутнело, голова закружилась и прежде, чем отключиться, я услышал всплеск воды по правому и левому борту, мужские крики, полные ужаса, и довольное бормотание старика о том, что королева его наградит.
***
Проснулся я от того, что солнце нещадно жгло кожу, словно ее сняли скальпелем, а оголенные мышцы прижгли спиртом. Перевернувшись на живот, я попытался приподняться и вдохнул морской воздух. Он отдавал металлом, кровью и протухшей плотью, от чего меня вывернуло прямо на палубу. Стараясь унять дрожь в теле, на слабых ногах я поднялся, стянул с себя мокрую рубашку и, вытерев лицо, кинул ее на окровавленную палубу.
— Эй, есть кто?
Тишина.
Я попытался уловить хоть какие-то звуки или крики, однако спустя несколько минут понял, что на корабле я остался один. О том, что здесь еще кто-то находился всего несколько минут назад, говорили красные разводы на досках. Правда и они вскоре были смыты взметнувшейся пенящейся волной. Выругавшись себе под нос, я пнул стоящую под ногами бочку и направился на поиски пресной воды или рома, но нашел лишь остатки еды, покрытые мошкарой и испаринами. Брезгливо сморщив нос, я сделал несколько шагов назад, когда внезапно услышал до боли знакомый голос:
— Не это ищ-щ-ешь, Уил?
Развернувшись, я удивленно выгнул бровь, решив, что уместнее будет промолчать, поскольку нужных слов найти я не мог. Передо мной, буквально в нескольких метрах, сидела девушка, как две капли воды похожая на Эмилию. Это была Эмилия. Волосы, собранные в низкий пучок, переливались золотом и медью, хитрые глаза смотрели на меня, не мигая, рот слегка приоткрылся в усмешке, показывая ряд острых зубов, готовых вонзиться мне в горло. Из одежды я увидел только повязку на бедрах, груди торчали манящими холмиками. Закинув ногу на ногу, девушка сидела на безжизненном теле матроса, слегка покачиваясь вперед-назад от разразившегося на палубе кровавого представления. В руках она лениво вертела флягу с водой, не сводя с меня ехидного взгляда.
— Ну же, Уильям, подойди и возьми воды. Неуж-ж-жели после такой… бурной ночи ты соверш-ш-шенно не хочеш-ш-шь пить?
Оскал ее становился все больше, тело исходило мелкой рябью, как будто передо мной был мираж.
— Ты не Эмилия.
Девушка сжала фляжку в руке и, грациозно спрыгнув со своего трона, двинулась в мою сторону. Буквально на глазах ее лицо начало меняться: светлые волосы мгновенно окрашивались в цвет ночного неба, глаза налились кровью, а на шее образовались разрезы, напоминающие жабры. Не в силах пошевелиться, я лишь молча наблюдал, как она медленно приближалась. Тело практически не изменилось, разве что немного вытянулось. Подойдя ко мне вплотную, девушка протянула руку и легонько погладила меня по щеке. Слегка прищурив глаза, я смутно вспомнил отражение, которое видел перед тем, как отплыть на корабле и произнес:
— Так это ты…
Громкий смех прокатился по палубе.
— Наконец-то дош-ш-ло, — несмотря на всю пугающую внешность, девушка, казалось, не была настроена враждебно. Ее взгляд лениво блуждал по моем телу. Остановив взгляд на груди, покрытой потом, она лишь облизнула губы.
— Кто ты?
Девушка перекинула волосы одним движением назад, оголяя груди.
— Меня зовут Сара. А теперь познакомься с моими девочками, — она кивнула в сторону моря, заставив меня проследить за ее движением. Не успел я моргнуть, как вдруг за корму корабля ухватилась пара крепких белесых рук, изуродованных шрамами. Изогнутые когти вонзались в доски палубы, подтягивали искривленные рыбьи тела. Звуки, которые они издавали, напоминали громкое чавканье вперемешку со смехом, похожим на скрип деревянных половиц.