Казалось, мои слова произвели на него должное впечатление: он открывал и закрывал рот в безмолвном вопросе, будто раздумывал, стоит ему о чем-то спрашивать или нет.
— Откуда ты…
— Откуда я все это знаю? — перебив Роджера, я театрально закатила глаза, скрестив руки на груди, копируя его движение. — Неужели ты думаешь, что я не воспользуюсь случаем и не выпытаю все у мистера Хинджа? Он был слишком любезен и сговорчив, и, как видишь, даже дал мне работу, — последнее слово я произнесла, будто сплевывала заразу, накопившуюся во рту.
Ответа не последовало. Казалось, воздух накалился до предела: взгляд Роджера блуждал по моему лицу, пытаясь найти ответы на вопросы и решить для себя, стоит ли доверять сирене. Ради спасения брата он был готов на все, даже на союз с морским чудовищем.
— Я должен был догадаться, что такие коварные твари, как ты, не могут сделать добро, не попросив что-то взамен, — Роджер скрепил пальцы в замок, стараясь не задевать раны тканью, и прислонился спиной к входной двери. — Что тебе нужно?
— О, всего ничего… лишь стать Королевой сирен.
Если Роджер и был удивлен подобному высказыванию, то виду не подал. Каждый знал, что сирены, будучи кровожадными и алчными созданиями, готовы на все, лишь бы не прислуживать и не выполнять приказы, поэтому мужчине хватило ума тактично промолчать, не спрашивая, какая идея мною движет. Морские создания, порожденные морской пеной, всем нутром стремились к тому, чтобы стать хозяйками своих судеб, но мало кому это удавалось. Зачастую, конец был один — смерть.
Молчание затягивалось, отчего мне становилось не по себе. Я чувствовала, что Роджер мне не доверяет, пытается найти хоть какие-то отголоски здравого смысла в моем предложении. Приоткрыв завесу для сирены, я позволила ей с помощью чар вселить в Роджера чувство доверия ко мне. Тонкие нити, направленные в сторону Охотника, обволакивали все его тело. Главное чувство, преследовавшее его долгие годы, — вина. Я издала тихий удивленный вскрик: навстречу моим нитям от Охотника, подобно плетям, тянулись лучи света. Их блеск заставил меня прищуриться. Нити Охотника обволакивали мои. Казалось, Роджер не замечал этого, поскольку его лицо оставалось сосредоточенным — он обдумывал мое предложение. Опустив руки и разорвав связь, я глубоко задышала, пытаясь прийти в себя от увиденного.
Голос, прозвучавший слишком тихо, заставил меня встрепенуться:
— Сначала помоги Риду, а после я сделаю все, чтобы ты стала Королевой сирен и получила эту чертову корону. Раз уж мы так тесно общаемся, могу я тебя называть родной? — подмигнув, Охотник расслабился и позволил себе издать короткий смешок, полный издевки.
Часть 2. Глава 22. Готов ли ты вновь сыграть в игру?
Нельзя верить сиренам, как бы сладки не были их речи, как бы желание, раздирающее и сжигающее тебя изнутри, не было велико. Эти создания рождены для того, чтобы питаться нашими слабостями и пороками, чтобы потом, наслаждаясь нашей беспомощностью, утащить на морское дно и уничтожить, будто нас никогда и не было.
У сирен нет сочувствия, нет жалости и понимания человеческих чувств, как бы схожи они не были с людьми во время пребывания на суше. Их улыбки, прикосновения, дыхание не должны стать для тебя спасательным кругом, светом, который ты ошибочно примешь за благословение небес.
Они не могут любить, не могут страдать и не могут сочувствовать. Все их действия направлены лишь на одно — подчинение. Ты подчиняешься их воли безоговорочно, будто сам приказ, сорвавшийся с их уст, становится для тебя смыслом жизни.
Много смертных полегло от рук и речей сирен, и было бы глупо полагать, что ты станешь исключением. Тебе не стоит забывать о том, что сирена подчиняет не только твои мысли, но и твое тело — овладев одним, она порабощает тебя полностью, как бы ты не сопротивлялся и не отрицал этого.
Мысли, отданные лживой красоте, исходящей от сирен, вытесняют все остальные, оставляя место лишь безумству. Позволив сирене проникнуть в твои мысли и душу, ты рискуешь медленно и мучительно умирать, желая скорейшего избавления от одержимости.
Будь благодарен за то, если это освобождение придет к тебе быстрее, чем ты сможешь сойти с ума.
РОДЖЕР
Казалось, что мои легкие пылали огнем каждый раз, когда я пытался вдохнуть. Не оборачиваясь, я ускорил шаг, когда на горизонте показалась знакомая крыша дома, затесавшаяся между себе подобными. Моросил небольшой дождь, который норовил заполнить каждый уголок этого города, вдали послышались раскаты грома.
— Да подожди ты уже, наконец! — злой и раздраженной голос сирены долетал до меня лишь обрывками, она старалась догнать меня, ускоряя шаг.
Резко затормозив напротив крыльца, ведущего в дом, я почувствовал, как сирена врезалась мне в спину, чертыхаясь себе под нос. Ее разгоряченное красное лицо излучало недовольство, волосы сбились в колтуны от сильного ветра, мокрые пряди липли к шее, грудь вздымалась и опадала в такт дыханию, подол платья был запачкан грязью, которая неровными пятнами расстилалась по подолу.
— Ну? — голос, который дрожал от нетерпения, казалось, вот-вот сорвется на крик. — Может, уже зайдем? Или ты предпочитаешь, чтобы твой брат побыстрее умер, пока мы стоим тут как два тупых барана?! — Хоть эти слова и были сказаны на эмоциях, но, тем не менее, болезненно отозвались в сердце. Крепко сжав кулаки, я двинулся вперед и, перепрыгнув пару ступенек, распахнул дверь и уперся спиной о дверной косяк. Эмилия, скрестив руки на груди, казалось, ждала от меня объяснений, но небо пронзила яркая вспышка молнии, и она, испуганно распахнув глаза, подхватила подол платья и быстро вбежала внутрь, отпихнув меня в сторону с силой, несвойственной для такой хрупкой девушки.
Усмехнувшись, я вошел следом, прикрыв за собой дверь.
Казалось, запах разлагающей плоти стал сильнее.
— Рид?
Ответа не последовало.
— Рид? — Я замер у порога, боясь двинуться дальше.
Тишина.
Девичья рука коснулась моего плеча, отчего я невольно вздрогнул, и повернулся. Взгляд сирены был серьезным, брови сдвинуты к переносице, образовав на лбу глубокую морщину.
— Он жив, но очень слаб. Я чувствую его сердцебиение. У тебя есть нож?
Я лишь кротко кивнул и, откинув край пальто, вынул из потайного кармана маленький нож и протянул девушке.
— Сколько их там у тебя?! — сирена быстро его выхватила и направилась прямиком в комнату, где должен был лежать брат.
Зайдя внутрь, я старался не смотреть на Рида, который, ворочаясь в кровати, закрыл глаза, будто что-то доставляло ему неимоверную боль, от которой он не мог избавиться. Я молча наблюдал, как сирена подошла к брату и, едва касаясь его впалых щек, слегка улыбнулась. Наклонившись к уху Рида, Эмилия что-то ему тихо прошептала, отчего его лицо дрогнуло от вымученной улыбки.
Обходя его кровать кругами, она напоминала акулу, которая приближается к своей жертве, стараясь ее не спугнуть. Нож, который она крепко сжимала в ладони, начал медленно скользить по ее запястью, оставляя кровавые отметины. Краем глаза я заметил, что дыхание у Рида участилось, некогда ослабленные руки крепко сжимали простынь. Дернувшись телом вперед, чтобы в случае чего успеть задержать сирену, я лишь почувствовал гневный взгляд девушки, которая стояла почти у самого лица Рида, склонившись над его телом.
— Не подходи, — слова давались ей тяжело, будто она пыталась что-то сдержать внутри себя.
Немного помедлив, она резко дернула руку с оружием в сторону, вспоров лезвием кожу. Кровь фонтаном брызнула ей на платье, и она, быстро поднеся ее ко рту Рида, судорожно вздохнула и села на кровать, не в силах больше стоять на ногах. Глаза брата широко распахнулись. Жадно хватая ртом кровь, он, подобно пиявке, не давал пролиться не единой алой капли; руки по-прежнему сжимали простынь, но, как мне показалось, хватка слегка ослабла. Переведя взгляд на сирену, я заметил, как лицо ее заметно побледнело, рука, покрытая кровавыми отметинами, подрагивала на весу. Подождав пару мгновений, сирена отдернула руку от губ Рида и, прижав ее к себе, встала с кровати и неуверенным шагом направилась к выходу из комнаты.