— Ещё действует, — пояснил воин.
— Благодарим вас, великий господин, — поклонившись, ответила женщина.
Кхи’дем недовольно хмыкнул.
— Лучше бы твои люди не благодарили меня, а прекратили действовать столь безрассудно. Незачем так рисковать.
— У нас есть традиции, которые нужно соблюдать, — ответила послушница. — Таков наш священный долг. Я уверена, что и у вас есть такой же.
— Поступайте, как хотите, — ответил легионер, уходя.
Четверо колонистов, открывших ворота, теперь сами устремились наружу, спускаясь по склону плато и пропадая из виду.
— Что случилось? — спросил Каншелл, подойдя к Ске Врис. — Почему он оказался за стеной?
— Охотился.
— Охотился?! — у серва отпала челюсть. Люди не могли вести себя на Пифосе, словно хищники — они были всего лишь жертвами, и выживание колонистов зависело от понимания этого простого факта. К тому же, в деревне хватало припасов, поселенцы питались сухпайками, собранными в зоне посадки. Не самая изысканная пища, но их хватило бы до завершения строительства и организации многочисленных охотничьих отрядов, действительно способных прикончить одинокого ящера, не понеся серьезных потерь. Смертный, вышедший сейчас за частокол, просто-напросто совершал самоубийство.
— И для чего же он охотился? — уточнил Йерун.
Послушница посмотрела на него, как на дурачка.
— Для домов, разумеется.
Взглянув над плечом женщины на юрты и ужаснувшись, Каншелл снова уставился на Ске Врис. На деревянных каркасах были растянуты шкуры рептилий, превратившиеся в стены и крыши. Времени на дубление и сушку не было, так что на зданиях висела сама плоть чудовищ, очищенная и растянутая. Кожа ящеров оказалась настолько крепкой, что подошла для замысла колонистов, хотя Йерун решил, что обрабатывать такой материал не слишком приятно. Он делал юрты слишком органическими, практически живыми, и серв предпочел бы им хижину, построенную из бревен или земли. Вокруг осталось достаточно сырья, не пошедшего на ложи и частокол, но колонисты настаивали, что им необходимо укрытие под шкурами. Впервые увидев юрты, Каншелл решил, что кожа содрана с ящеров, убитых при очищении плато — и ошибся.
— Вы с ума посходили? — спросил серв.
Послушница улыбнулась.
— Неужели это безумие — жить, и, возможно, умирать, следуя своим обычаям? Своим верованиям? Разве ты не готов на такую жертву?
— Конечно, готов! — вспыхнув, ответил Йерун. — Но, если эти поверья неразумны…
— А твои — разумны?
У Каншелла не нашлось ответа. Его ошеломило, сбило с толку расстояние между традициями народа Ске Врис и Империума, на которое указывала послушница. Возможно, колонисты принадлежали к затерянному народу, никогда не знавшему преимуществ Имперского Мира. Впрочем, серв тут же отбросил эту мысль, думать над такими вопросами ему было не по чину. Если Аттика не заботит неортодоксальность этих людей, то Каншелл последует примеру капитана.
Стоя рядом со Ске Врис перед открытыми вратами, серв взволнованно вглядывался в проем, ожидая нападения ящеров. Судя по звукам, хищники рыскали в джунглях за частоколом — день ото дня их рычание становилось всё громче. Правда, никто так и не ворвался в поселение, а минуту спустя вернулись четверо колонистов, волочащих куски твари, убитой Кхи’демом. Ворота закрыли, и Ске Врис хлопнула в ладоши.
— Вот, — указала она, — мясо для пропитания, шкуры для укрытия. Мы потеряли, и мы приобрели.
— Сожалею о смерти твоего сородича, — произнес Йерун.
— Его будут поминать, он останется жить в нашей памяти, в стенах наших домов, — послушница раскинула руки, радостно обнимая мир. — И он умер на земле обетованной, о чем же здесь сожалеть?
Каншелл взглянул на открытую, сияющую улыбку женщины, услышал обрывки песен трудящихся колонистов. Эти люди не испытывали страха, терзавшего базу.
— Я завидую вам, — признался серв.
— Из-за чего?
— Как вы можете быть такими счастливыми?
— А почему бы и нет? — наклонила голову Ске Врис.
Ответ пришел в виде хриплого вопля с небес. Каншелл и послушница разом пригнулись, спасаясь от круто пикирующего летучего ящера, твари с десятиметровым размахом крыльев и головой, почти полностью состоящей из челюсти длиной больше человеческого роста. Выставив когти, чудовище обрушилось на одного из часовых, встреченное разрозненным лазерным огнем. Рептилия оказалась слишком быстрой, а стрелки — необученными, и со вторым, насмешливым криком ящер схватил стража. Кхи’дем уже бежал обратно, но хищник скрылся из виду прежде, чем легионер успел открыть огонь.
Ске Врис низко поклонилась Саламандру, опустившему болтер.
— Пожалуйста, вновь примите наши благодарности, господин, — воззвала она.
Кхи’дем уставился на послушницу с нескрываемым отвращением.
— Чему ты улыбаешься? Нравиться смотреть, как пожирают твоих людей?
— Вовсе нет, господин. Дело в том, что мы ступаем по земле, предначертанной нам, и каждое мгновение здесь усладительно. В конце концов, мы все умрем здесь,дома. Многовековая мечта осуществилась, и наша радость неодолима.
— Ваша радость просто безумна, — пробормотал Кхи’дем и ушел прочь.
Оглядев небо в поисках новых летучих хищников, Йерун никого не обнаружил, но вид мужчин и женщин, патрулирующих стену, не внушал доверия. Эти люди обращались с оружием, словно дети — неужели никто из них не имел боевого опыта? Каншелл не был солдатом, но, проведя жизнь на ударном крейсере, он не мог не набраться кое-каких базовых познаний в военном деле. Здесь же его окружали наивные дурачки, от которых при этом во многом зависела оборона поселения. Саламандр осталось слишком мало, и, пусть легионеры не собирались бросать людей на произвол судьбы, они не могли оказываться повсюду одновременно.
Железные Руки игнорировали деревню, Аттик распределил силы между охраной глубин каменной структуры и защитой базы. Колонистам следовало заслужить право на выживание, за исключением тех, кто работал в руинах — они приносили прямую пользу Х легиону, и поэтому космодесантники присматривали за ними. Время от времени с раскопок доносилось приглушенное, гулкое эхо выстрелов, сообщающее о новой атаке червей. Впрочем, ни одна из них не была такой же масштабной, как первая. Похоже, Железные Руки серьезно сократили численность подземных обитателей — существа, всей массой набросившиеся на врагов, вторгшихся в их владения, проиграли битву.
Но на поверхности дикие создания Пифоса все больше смелели. Казалось, что чудовища поняли слабость новых жертв, и, по одному-двое, всё чаще атаковали стену. Каншелл радовался, что пока обходилось без согласованных нападений целой стаи, но, прислушиваясь к рычащему хору в джунглях за частоколом, понимал: осталось недолго.
Ске Врис выпрямилась, все ещё улыбаясь в спину уходящему космодесантнику.
— А ты что думаешь, друг мой? — спросила она Каншелла. — Безумна ли наша радость?
— Возможно, вы не в своем уме. Все вы.
— Мы и вы вместе живем на этой планете. Мы наслаждаемся своей судьбой, а вы явно страшитесь своей. Так ли хорошо быть «в своем уме»?
Раздался бешеный рёв, за которым последовал топот массивных ног, сотрясающих землю. Нечто громадное врезалось в частокол, и трое часовых, быстро заняв позиции, открыли огонь. Стреляя, они смеялись, и в их хохоте звучало что-то легкомысленное, словно бойцов опьяняла вера. Каншелл поморщился, и Ске Врис взглянула на него всё с той же улыбкой. Лазерный огонь продолжался до тех пор, пока рёв не перешел в болезненное завывание, сменившееся тишиной. Смех не умолкал.
— Итак? — произнесла женщина.
— Я не знаю, — прошептал Каншелл.
— Ты ищешь силы.
Йерун кивнул.
— Сила приходит из веры.