Сабрина ждала её у входа, подставив лицо осеннему ветру. Маша выскочила к ней, не чувствуя этого ветра, вообще ничего не чувствуя. Она даже куртку не надела — так и несла в руке.
— Ну что он? — спросила Сабрина, не оборачиваясь — она узнала звук Машиных шагов.
— Он принял мою статью. И обещал взять с собой на полевую работу. И вообще, он почему-то стал добрым.
Сабрина, обернулась к ней, сияя улыбкой.
— Правда? Это же замечательно.
Маша скривилась в ответ. Даже во рту стало кисло.
— Мне кажется, это странно.
— Брось. У всех бывают проблемы. Может, они наконец разрешились, вот Миф и подобрел. Ну, или решил, что ты не безнадёжна. Дай ему шанс.
Маша хотела возразить, но её заразила улыбка Сабрины, и ей так хотелось поверить в хорошее, что она поверила. И она не рассказала Сабрине о том, как странно выглядел Миф, о призрачных тенях, залёгших под его глазами. Маша ощутила вдруг запах осеннего ветра. Он пах яблоками. Вовсе не архивной пылью.
Она сунула руки в карманы форменной куртки и запрыгала по ступенькам вниз.
На большой перемене жизнь кафедры приутихла: Ли торжественно удалился в буфет, по делам сбежала Горгулья. Как только ушли эти двое, Аннет тоже не задержалась надолго — выключила компьютер, на котором тайно играла в морской бой, поправила волосы перед зеркалом и даже не попрощалась.
Миф измерил помещение шагами — от стола Ли до входной двери их было двадцать пять. Кафедра, разделённая шкафами, как надрезами на батоне, хранила следы своих обитателей.
Аккуратная стопка бумаг на столе Горгульи, рядом пара карандашей, как солдаты на параде. Творческий бардак у Ли — не удивительно, что у него вечно теряются то ведомости, то вопросы к зачёту. У Аннет возле компьютера свалены стопкой рефераты, которые она уже месяц не может проверить, времени нет. И сверху — одинокая серьга в виде ангельского крылышка. Миф поднял её, повертел в руках.
— Кхм, — послышалось за его спиной.
Миф обернулся: в углу, за вешалкой, сидел Максим. Прятался за ворохом чужих курток и рабочих халатов. На его мониторе висела какая-то таблица.
— Ты здесь, — удивился Миф. — Извини, не заметил.
— Она потеряла вторую. — Максим указал взглядом на серёжку.
Он был маленький и тусклый. Не удивительно, что курсанты воспринимали его на равных и звали запросто, без отчества. У Мифа и то иногда возникало желание дать ему педагогический подзатыльник или ободряюще погладить по голове.
— Что? А… Тогда она точно не будет против.
Облокотившись на шкаф, Миф достал из кармана кольцо, на которое вешают ключи, только у него на кольце целой связкой висели брелоки. Гремящая и звенящая на все голоса связка. Максим неотрывно наблюдал за ним.
В ящике стола лежали маленькие плоскогубцы — ими Миф перекрутил швензу, так что ангельское крылышко оказалось плотно прицепленным к кольцу. Поднял связку на уровень глаз и потряс. В солнечном свете стало видно, как почернела девичья подвеска в виде ласточки, тёмный налёт покрыл пушистую белку.
— Требует регулярного обновления, понимаешь ли.
Взгляд Максима метался от Мифа к связке и обратно.
— Зачем вам это?
Миф посмотрел на него поверх очков.
— У тебя наверняка висит на ключах какая-нибудь безделушка.
Связка его ключей лежала рядом, на столе. Самый длинный, с чёрной головкой — от кафедры. Чуть поменьше, тонкий, из серого металла — от лаборатории напротив. На кольце повис замусоленный тряпичный заяц с глазами-пуговицами.
— Давай-давай, — сказал Миф, — тебе не принципиально, а мне жизненно важно. Ты же отстранён от полевой работы, правильно?
Странная тогда вышла история. Говорили, что в заброшенных катакомбах на Максима выпрыгнула аномалия первой категории, и после этого он начал бояться темноты, громких звуков и крутых лестниц. Ещё болтали, что однажды вечером на тихой улочке Максим нос к носу столкнулся с энергетическим вампиром, а это тварь та ещё. С тех пор Максим мало с кем разговаривал, от незнакомых и вовсе шарахался. Так говорили, по крайней мере, и Миф не знал наверняка.
Ошарашенный Максим принялся снимать зайца с кольца. Несколько раз ноготь соскальзывал, и упругий металл становился на место. Миф выдернул зайца из рук Максима и прицепил к своей связке. Пуговичные глаза смотрели испуганно.
— Вот этот дом, — сказал Миф, кивая на обычную пятнадцатиэтажку, бело-оранжевую, вырастающую на холме, как исполинский пограничный столб.
Осень проредила жасминовые кустарники в палисадниках, зажгла огоньки бархатцев на клумбах. В песочнице на площадке возилась малышня. Обычный дом, ничего особенного. Ни глубоких трещин в стенах, ни тучки над домом-свечкой — ясное небо.