Маша ждала: не было калеки из дома, что на улице Восстания. Но она услышала его шаги на кухне. Он шёл дольше всех, потому что был старше всех, и мешала изуродованная нога. Ещё у него не было глаз — совсем не было лица, — и он не знал, куда идти, плутал по чужому городу. Может быть, часами бродил вокруг её дома. Маша позвала его громче. Он услышал.
— Пойдём. — Она взяла Смертёныша за грязную ладошку. Пёс на тонких лапах подбежал к Маше, сухим носом провёл ей по щеке.
Женщина-кукла сделала шаг и замерла. Калека был на кухне — Маша чуяла его.
И они ушли.
Она жила в доме Мифа. По утрам она наблюдала, как Миф встаёт по будильнику, с недовольным лицом наблюдает, как женщина — его жена — готовит завтрак. С недовольным лицом бреется. Надевает вечный полосатый свитер.
Готовила она всегда одно и то же — диетическую яичницу в каком-то специальном контейнере. Маша наблюдала через её плечо за тем, как женщина бьёт яйца ножом. Натруженные руки с выступающими костяшками пальцев дрожат. Она бьёт, но нечётко, и скорлупа идёт мелкими трещинами. Кусочки скорлупы надают в белый контейнер, в уже разбитое и вылитое яйцо, их теперь не выудить оттуда.
Просыпается девочка и долго стоит на пороге растрёпанная, в пижаме, пока мать не шикает на неё:
— Иди оденься.
Девочка редко улыбалась — когда смотрела утренний мультик, когда получала на десерт пирожные, и когда вечером возвращался Миф. Может быть, она улыбалась ещё и когда ходит гулять, но Маша этого не видела. Она жила только в доме.
Больше всего она любила наблюдать за Мифом, когда ночами он запирался на кухне. Тогда им никто не мешал. Маша садилась напротив, чтобы видеть его лицо. Сменялись красные цифры на электронных часах. Она тянулась к Мифу и осторожно обнимала его за плечи.
Ночами на запертой кухне Миф пил коньяк.
Бывало, что ночами ему приходили сообщения от Этты. Беззвучно содрогался мобильный — Миф отворачивался и делал вид, что не видит, а потом всё равно читал. Маша заглядывала ему через плечо, но не читала. Ей незачем было читать, чтобы чуять их смысл. Там было не очень хорошо. Там плакалось и не верилось в будущее.
Когда Миф уходил на работу, Маша ждала его у дверей, слушала шаги на лестнице. Бежали красные минуты на электронных часах. Миф часто задерживался. Когда особенно сильно — женщина приносила в прихожую стул, садилась там и читала. Девочка садилась с игрушками у неё ног.
Все вместе они ждали Мифа.
Впрочем, Маша не ревновала. Глупо — она ведь прекрасно знала, что Миф не любит эту женщину с натруженными руками, не любит Этту, которая пишет слезливые сообщения, и даже девочку не очень любит. Девочка для него не человек — зародыш человека.
По ночам в окна сыпал влажный снег, и Маша наблюдала за тем, как Миф спит. Он спал на самом краешке кровати. Маша тогда садилась рядом, брала его за свесившуюся руку и сидела до утра, впитывая его сны.
«Как ты там? С утра молчишь, я, кажется, беспокоюсь. Сегодня вроде хорошая погода. Пройдёмся вечерком?»
— Это вы Мифодий Кириллович?
Он поднял взгляд от мобильного и машинально стёр сообщение, тут же забывая, о чём писала Этта.
В узком проходе между шкафами стоял мужчина с серой форме. Миф не видел его раньше — наверное, этот из другого отдела. Раньше его допрашивал другой.
— Это я.
Он сунул телефон в карман брюк, передумал и бросил на стол, рядом со связкой амулетов. Они почернели уже полностью, только летучая мышь ещё скалила белые клыки. Иногда Мифу казалось, что она вот-вот вцепится ему в палец.
— Капитан Калинский. — Человек в форме махнул перед ним удостоверением. — Я по поводу…
— Да знаю я, — раздражённо перебил его Миф. — Спрашивайте уже. О чём вы ещё меня не спрашивали?
Телефон на столе пиликнул. Покосившись на хмурого капитана, Миф подтянул мобильный к себе. «Новое сообщение» — «прочитать».
«Эй, ответь мне, я волнуюсь!»
Сообщение унеслось в корзину — виртуальный комок бумаги. Капитан терпеливо ждал.
— Я не по этому поводу. Хочу сообщить, что мы получили ордер на обыск вашего дома и личной машины.
На стол лёг лист с жирной печатью — Миф взглянул искоса.
— На каком основании? Ничего не доказано. Нет трупа — нет убийства.
Во всём была виновата Горгулья. Стоило Мифу не явиться на заседание кафедры, и она тут же закатила такую истерику, что докатилось до декана, потом — до ректора. Потом оказалось, что у неё есть какие-то связи в силовых структурах, так что уже через неделю на ушах стоял весь институт. Хотя казалось бы, что такого? Ну курсантка, ну прогуляла пару лекций.