Долго не было автобуса. Маша стояла на остановке одна и совсем продрогла, когда он приехал — почти пустой, тёплый изнутри. Она вошла, села рядом с радиатором. Потекли мимо разукрашенные огнями улицы. В стекле она видела своё отражение и обводила его пальцем.
«Было так: мальчишки гоняли по площадке мяч, — рассказала она своему отражению, — А потом один из них сказал, мол, а вы знаете, что в старом двухэтажном доме — вон, видите, рядом с новой пятнадцатиэтажкой — живёт привидение. Когда-то давно там жила семья, но что-то у них случилось, то ли глава семьи перепил и зарубил жену топором, то ли повесился кто-то от неразделённой любви, но теперь там никто не живёт, и даже подходить боятся, потому что там — нечисть. Привидения, значит.
Мальчишки сделали вид, что не поверили. А потом, когда немного стемнело, стали друг друга подначивать. Брать на слабо. Так и пошли все вместе в старый дом. Вошли и видят: обычный заброшенный дом, хлам везде, битые стёкла. Было ещё достаточно светло, чтобы различать предметы. Они бегали, пугали друг друга, изображали жуткий вой.
Стемнело ещё сильнее, и они нашли лестницу на второй этаж. Не вспомнить уже, кто первый сказал, что привидение живёт на втором этаже, но идти туда никто не решался. В конце концов, один пошёл.
Лестница была старая, скрипела на сотню голосов, вся ходила ходуном. Но он шёл, потому что в спину смотрели товарищи, в глазах которых ему очень не хотелось выглядеть трусом.
Когда он поставил ногу на седьмую ступеньку, старая доска проломилась. Он упал, цепляясь за перила, но и перила не выдержали. Рухнула вся лестница — целая гора гнилых досок. Он кричал, но его друзья уже разбегались. Он упал — и лестница завалила его сверху.
Потом ему трудно было ходить, потому что болела нога — она стала ненормально огромной, безобразной. Ему приходилось волочить её за собой. Ещё у него не было лица, потому что падал он лицом вниз и расшиб его в кровавое месиво — потому он не видел.
Ещё он был очень голоден, потому что никто и никогда не забирался в старый дом на улице Восстания. Все знали, что там живёт призрак. Теперь уже — это было правдой».
Маша выскочила из автобуса за остановку до больницы. Она шла по притихшему тротуару, пушистому от снега. Следом за ней шли они: калека из чёрного дома, женщина-кладбище, пёс на тонких длинных лапах и мальчишка в грязной куртке. Снег под светом фонарей делался похожим на плесень.
«В одной семье дети очень просили завести собаку, и вот однажды они принесли в дом красивого ласкового щенка. Щенок всем нравится, он был такой смышлёный, запросто носил всем тапки, и даже родители, которые были против животных в доме, согласились его оставить.
Но однажды случилось несчастье — щенка выпустили побегать, он упал в выгребную яму, долго барахтался там, а когда его нашли и вытащили — он был уже совсем уставшим и мокрым. Он заболел — ничего не ел, тельце пошло язвами.
Дети плакали. Однажды они проснулись и не нашли щенка. Отец сказал им, что он, должно быть, гуляет где-то, а может даже заблудился. Дети искали его везде, где могли, но так и не нашли.
Щенок вернулся через день — грязный, дрожащий, ничего не стал есть, только попил воды и лежал на своём коврике. Дети обрадовались, гладили его, пытались накормить, но отец с матерью смотрели хмуро. Одёргивали их, мол, он же больной, ещё заразитесь.
На следующий день щенок снова пропал, и повторилась та же история. Но в этот раз он не пришёл ни на следующий день, ни через. Он пришёл через неделю, совсем уже слабый. Он не мог даже пить. Ночью он умер.
Отец отнёс его подальше и закопал, и тогда же дети узнали, что оба раза он заводил их щенка подальше, чтобы тот не смог вернуться. Во второй раз он даже завёз его на другой берег озера. Больной, — так объяснился отец, — вдруг вы бы заразились.
Но щенок вернулся снова. Теперь он изменился, он больше никогда не смог ни есть, ни спать. Он просто очень хотел вернуться туда, где его ждали.
В том доме больше никогда и никто не жил, и когда его снесли, на его месте даже не смогли построить новый».
Иллюминация проспектов осталась позади, Маша свернула во дворы, чтобы вокруг было меньше фонарей и людей. Их и так было немного — в предпраздничном городе, в хрупком морозном вечере живые жители города разбегались по домам. Она замерзала и тут же забывала об этом, потому что четверо обступали её.
«У одного мальчика умер папа, и мама вышла замуж второй раз. Но отчим невзлюбил мальчика, и как только мама уходила из дома — бил, издевался, как мог, выгонял его на улицу. Мама не верила в рассказы мальчика, она думала, что это обычная детская ревность.