— И… Чем же вам не угодили хорошие девочки? — очень старалась, чтобы в голосе не прозвучала обида. Пусть будет исключительно вежливое любопытство.
Заречный глубоко вдохнул и медленно выдохнул, отпил из чашки почти уже остывший чай. В общем, вел себя так, словно собирался атаковать неприятеля, не меньше.
— Согласитесь, Елена Мирославовна, каждое действие должно быть оправданным и логичным. Ведь, в конечном счете, из них складывается наша жизнь, и мы не должны допустить, чтобы она стала бессмысленной. Проблема лишь в том, что в разные периоды жизни, человек ставит перед собой разные цели.
— Что вы хотите этим сказать? — осторожно спросила я. Где-то внутри зарождалось предчувствие. Знала, что сейчас прозвучит откровение. Нечто очень важное для Заречного, о чем знает очень ограниченный круг людей.
— Меня воспитывала мать. Отец завел новую семью, а мама так больше замуж и не вышла, посвятила свою жизнь мне. Жили скромно, но дружно. Я уже заканчивал университет, когда мама заболела. Онкология. Поздно заметили, поздно обратились к врачам, и она молчала, не хотела меня лишний раз волновать. В общем, ее можно было бы спасти, если бы я тогда располагал нужной суммой и связями. Тогда, после ее смерти, я осознал две вещи: невыносимо больно терять близких, и деньги в нашем мире решают если не все, то почти все. Ударился в бизнес и старался не подпускать никого близко. Наверное, боялся той боли, которую успел пережить когда-то.
Я смерила Заречного скептическим взглядом. Такой громила и боится? Верилось с трудом, хотя я искренне соболезновала тому горю, которое пришлось испить до дна юному Дмитрию Петровичу. Я тоже совсем рано потеряла родителей. А еще в душе шевельнулась теплота. Не рассказывают о таком посторонним. Вряд ли та же Британцева знала его историю.
— Если речь идет только об ужине то, пожалуй, я с вами поужинаю, — неожиданно даже для самой себя согласилась я.
— Пожалели? — тут же вскинулся Заречный. Да, все-таки чем-то мы с ним похожи, у этого здоровяка тоже гордости через край.
Пришлось перегнуться через стол и, не сводя взгляда с синих глаз, прошептать:
— Не дождетесь!
Мужчина просиял и даже собирался ответить, предполагаю, что-то язвительное, но нашу милую беседу прервал Потемкин.
— Там Гена журналиста привез.
— Давай его сюда, — вздохнул Заречный, встал и направился к своему креслу.
Антон Сергеевич окинул взглядом натюрморт на столе, загадочно улыбнулся и вышел. А я почувствовала, как щеки предательски пламенеют, словно нас застали за чем-то неприличным, если не сказать — горяченьким.
Потемкин привел с собой бледного Мишку и еще одного… человека.
Гена оказался гигантом. То есть, они все здесь были совсем не маленькие: и змей, и его заместитель. Но это мужчина с добродушной улыбкой, россыпью веснушек и рыжей шевелюрой производил колоссальное впечатление. Гена вошел и заполнил собой все пространство огромного кабинета, возвышаясь над всеми минимум на голову.
— Здорово, шеф! — пророкотал он с громкостью Ниагарского водопада. — Журналиста заказывали? Доставил в лучшем виде.
Гигант поздоровался с Заречным за руку. Мне бы от такого сжатия все кости раздробило, а хозяин даже не поморщился. После этого Гена просто взял, в прямом смысле этого слова, и поставил бедного Затеина пред синие очи Дракона Петровича.
И мне так его жалко стало. Не Заречного, конечно, а Мишку. Я испытывала неудобство, граничащее со стыдом. Ведь это по моей вине достойный во всех смыслах мужчина, известный журналист и мой друг оказался втянут в эту пренеприятную историю.
— Рад познакомиться! Заречный Дмитрий, — представился босс.
— Затеин Михаил, — ответил друг и, наконец, осмотрелся и увидел меня. — О, Усольцева, а тебя сюда каким ветром занесло?
— Попутным, — пожала плечами я.
Затеин хмыкнул:
— Всегда знал, что ты нужных людей хоть из-под воды достанешь!
И вот на этом месте я бы рассмеялась, если бы Мишаня не попал в десяточку. Заречному совсем не понравилось наше милое общение, он нахмурился, и пришлось замолчать, от греха подальше. Не хватало, чтоб он тут при всех одраконился.
— Гена, докладывай, — бросил змей и уселся в свое кресло. — Присаживайтесь, господа. В ногах правды нет.
— Ее сейчас и в головах днем с огнем не сыщешь, — усмехнулся Затеин, хотя зад на стул все же пристроил.
Громила остался стоять. Говорил он по-доброму, но уж очень громко. Его бас отражался от панорамных окон и беспощадно бил по барабанным перепонкам.